Наталья Тимофеева - Амбивалентность

И всё, что было создано веками,
И всё, что напласталось в наши дни,
Исчезнет под застывшими слоями,
Как ни бывало. Хаосу сродни

Возникнет мир из пепла и осколков,
Он будет нов, на прежний не похож.
Возможно, будет в нём не много толка,
Но царствовать в нём перестанет ложь.

Трава взрастёт сквозь поры грязевые,
А горизонт за лесом пропадёт,
Дожди пройдут над миром проливные,
И где-то снова ляжет прочный лёд.

А человек, — его прискорбна участь, —
Уже теперь дичает этот вид.
Жил на Земле, от колыбели мучась,
И вёл себя, как злостный паразит.

Но есть на свете мера и расплата,
Как есть всему начало и конец.
Ведь было нам предсказано когда-то
В огне найти бесславия венец…

Какой-нибудь моллюск головоногий
Через земные миллионы лет
Освоит эти долы и отроги,
Не зная, сколько здесь гнездилось бед,

Как жизнь бурлила, мчась без остановки,
И кровь текла людская, что вода…
Он выползёт из вод на сушу ловко
И будет пред собратьями — звезда…

Опять спиралью выгнется пространство,
Другая жизнь заступит в свой черёд,
И солнца свет с завидным постоянством
На мир земной, сияя, потечёт.

Сине-сизыми лапами ели
Держат снежный пушистый навес.
Превратились в сосульки капели.
На задах замер призраком лес.

Под ногами сминаются, хрустки,
Мириады волшебных миров,
И сугроба творожные сгустки
Принакрыли поленницу дров.

Этот угол медвежий неласков, —
Резкий ветер, морозный припой,
А на окнах сурьмяные баски…
Волчий слышится изредка вой,

Ходит по двору ночью лисица,
Оставляя повсюду следы.
Ищет рыжая, чем поживиться…
Из колодца студёной воды

Набираю под ворота скрипы,
Расчищаю лопатой тропу,
И ловлю прямо в шиворот с липы
Снежный ком, словно мяч, на лету.

Сине-сизые кружатся ели
Вдоль ограды усадьбы моей,
Сторожа гололёд и метели,
Становясь всё белей и белей…

Бесноватая, злая, несносная
Всё смешала, ослепнув во мгле,
Белый снег наметала торосами,
И в своём необъятном котле
Зелья вновь наварила морозного,
Всех вокруг без разбору поя,
Заоконье расцветила звёздами,
Серебром забросала поля.
И сама раздобрела, — румянами
Подмахнула наутро снега
И ветрами взлохматила рьяными
Одинокие в пойме стога.

Свои заполошные песни мурлычет огонь,
И в ритме звучанья на щепах кружит саламандра.
А время идёт и течёт, и бежит посолонь,
Сливаясь в пространстве с мистической пляской меандра.

Опять холодает, а нам-то в избе — не печаль,
Одна только спичка, да пара поленьев — отрада…
Заслонка печная — граница, а вьюшка — печать,
А там, за окном, непогоды хмельной эскапада.

Тепло обнимает мою невеликую клеть,
От брёвен звенящих сосновая сила струится.
Когда бы случилось мне здесь, не дай Бог, помереть,
Хотелось бы вновь саламандрой на свет народиться.

Кружиться в огне, каждый раз упиваясь теплом
И пляской беспечной, омывшись огня языками…
А бабочка чёрная смело летит напролом
В открытую печь, распознав светозарное пламя…

Освистаны ветром её белоснежная маска,
Её альбиносы-пажи и карета-сугроб.
А ей не впервой танцевать на ветру враспояску,
Бросая ему снег охапками колкими в лоб.

А ей хоть бы что уговоры вести себя тише,
Она и в мажоре, не только в миноре, споёт
И на веера ледяные узоров надышит,
И каждого гостя своей белизной приберёт.

Шутница-старуха, забывшая подлинность страха,
Ей смерть так знакома, как ветру знакома пурга…
Смешалась земля с небесами от резкого маха
Неистовой бездны, пославшей над миром снега…

Белый пепел сгоревшего неба
Засыпает песок,
Знобкий ветер — проворная небыль —
Быстрорук, быстроног.

День часы погружает в серозность
Неулыбчивой мглы,
И воронья заметней нервозность,
И чернее стволы

На побеленном снегом просторе.
Разберёзилась ширь….
И висит на колодезном створе
Околевший мизгирь.