Наталья Тимофеева - Холсты

Гулким эхом наполнится ширь,
Даль уйдёт за дожди, за туман…
Осень, осень, сердец монастырь,
Всё непрочно, всё — давний обман.

Трава былой теряет глянец,
И с каждым днём скучней дожди,
И солнца редкого румянец
Не виден поутру. Блажит
В печной трубе бродяга-ветер,
Минором навевая грусть,
И лишь петух поёт о лете,
Да радует калины куст,
Чуть-чуть расцветивший кармином
Тугие гроздья. У дверей
Рассыпала, дрожа, осина
Мозаику листвы своей…
Всё ближе август к непогоде
Пододвигает дней разбег,
Всё глуше птичий крик. И вроде
Ещё тепло, но краток век
Зелёного убранства. Плети
Развесил хмель, шиповник ал…
Но тянет прелью от повети,
И звёзд непрочен ареал.
Они небесною пыльцою
Земную осыпают грудь,
И месяц движется с ленцою,
Меж туч торя свой бренный путь.
Он смотрит сверху долькой дынной,
Неярок по-сиротски свет,
Застрявший в сети паутинной,
Что серебрится на просвет.

Иглой серебряной звезда
Пронзает спящее пространство,
Где нежно пахнет резеда
И сад стоит в простом убранстве —
Неспелой горечи плодов
Он полон. В лунном свете зыбком
Всё отдыхает от трудов,
Лишь облако небесной рыбкой
Плывёт в тишайшей вышине,
И сад в безмолвии покорном
Таинственно в слепом окне,
Как в раме, жимолостью, тёрном,
Смородиной и хмелем мне
Рисует дивную картину…
Трепещут тени при луне,
И бабочка летит к камину…

Опять с рассветом за окном завьюжило —
Черёмуха роняет лепестки,
И плещет солнце занавесей кружево
На тёплый сурик половой доски.

Запенил южный ветер цвет калиновый,
И засиял лазурью небосвод,
И старой медной лампой Аладдиновой
Над миром солнце жаркое плывёт,

И накаляют воздух дни безумные.
В садах сгущают тени вечера,
И ночи тают коротко безлунные,
И вновь приходит день, что был вчера.

А дальше — больше, всё пошло — поехало,
Дожди и вёдро, лета кутерьма…
И лишь плоды — рассудочными вехами,
И лишь тебя согрею я сама…

Луна пошла на убыль, ночь туманна,
В прогоне не слышны ничьи шаги,
И небеса волнующе и странно
Глядят, мерцая. Не видать ни зги
В мельчайшей взвеси, смутны очертанья
Высокой груши, лунный ореол
Расплылся вширь. И лишь мои мечтанья
Ложатся новой строчкою на стол,
Где чистый лист белеет, непорочен,
Бумаги — собеседницы ночной,
И где нажим пера тяжёл и точен,
Ведомый в путь уверенной рукой.
Над головой моей кружатся, немы,
Нежнейшие ночные мотыльки,
И вместе с ними — будущие темы
Стихов моих, свободных от тоски.

Иду несмело, осторожно,
Кругом молчанье и покой.
Так остро, живо, невозможно,
Шероховато под рукой
Склоняются лесные травы,
И пульс выталкивает вновь
Из оболочки бред лукавый
Шального мира. И любовь
Переполняет душу, мысли,
Дыханьем множится стократ.
Где гроздья костяники кислой
На стеблях тоненьких висят,
И где малины дух довлеет
Над жаркой плотной тишиной,
Там серебристый мох расстелет
Мой лес волшебный подо мной.

Сияет небо детской синевою,
И незабудки прячутся в траве,
Висят стрекозы над речной водою,
Бежит с поклажей рыжий муравей.
Его бесцелен путь для муравьеда,
Как мой бесцелен для тупицы стих,
Кому приносит радость вкус обеда,
А не итог раздумий дорогих.
Его душа не мытарь, не трудяга,
В релаксе чувств он ищет сладкий хмель,
И ждёт его трёхслойная бумага
И мягкая, как облако, постель.
А мне бугор вот этот у погоста
Дороже всех немыслимых удобств,
Во мне живёт печаль такого роста,
Что расстоянье от земли до звёзд
Преодолеть ей ничего не стоит,
И средств подручных не известно ей,
Она в себе такое царство строит,
В котором нет злокозненных гостей.
Там тишина и ясность созерцанья
Не допускают посторонних слов,
Там есть любовь и кротость обладанья
Без ненавистных денежных оков.

Берёзовая роща молчалива, —
Не ропщет лист, и птицы не слышны.
Волною света лунного прилива
Её стволы в ночи освещены.

Кузнечики наяривают форте,
А на дороге греется змея,
И ковыли душистою когортой
По сторонам стоят. Тепла земля,

Туманной зыбкой горизонт очерчен,
К горбушке лунной шлейфом облака
Прилажены. И слышно, как далече
Собака лает. И печаль горька,