* * *
Вновь владелица техники слога
на врагов натравляет бульдога:
не хотите признать
мыслей смелую рать —
накажу вас заведомо строго.
Непредвиденный урок.
Не спасла души порода —
я споткнулась о порог
голубого небосвода.
Я не мерила шаги
и не взвешивала чувства.
Я не знала, что враги —
у любви и у искусства.
Иже есть на небеси,
голос мой услышь постылый.
И опять меня спаси,
ангел мой золотокрылый.
Крючком и мыслью вывяжу слова.
И кружево неброских предложений
не вызовет ни зла, ни осуждений.
Натянется катрена тетива.
То буква, как петелька и накид,
то ряд из запятых кавычек, точек —
я так сплела совсем не мало строчек,
и вроде бы у них приличный вид.
Пусть форма – как аронская коса, [8]
и содержанье – то букле, [9]то соты,
язык и смысл – ажура полоса, —
а в целом – поэтическая квота.
Я техникой безмерно дорожу,
и пусть смеются и скупцы, и моты.
Возьму я спицы и опять свяжу
свои стихи. Стихи ручной работы.
Узнал задумчивые очи моей тоски…
А. Блок
Он узнал в окне свою тоску,
близкие ему черты лица.
Мысли – дулом к бледному виску,
словно озарение слепца.
Вскоре солнце свой открыло глаз.
Ночь угасла. Утро… Рассвело…
Он увидел молодость анфас
сквозь дождём умытое стекло.
Тайная ве́чере, тайная ве́чере.
Тихая радость Господнего вечера.
Музыка неба в оконный проём.
Лентой узорной – стихов окоём.
Вольные рифмы – царскими нимбами.
Строчки играют прекрасными нимфами.
Буква за буквой – слова – легионами.
Мысли глубокие, смыслы бездонные.
В звёздной купели рождённая истина
радует сердце и светится искренне.
Тихая радость Господнего вечера.
Тайная вечере, тайная вечере!..
Нескладные, не главные слова.
Одни слова и очень мало дела.
В душе так много всяких слов осело,
прилипло, словно к нёбу пахлава.
Они порой – как утренний туман,
а то подчас – как тяжкие вериги.
И мы плетём словесные интриги —
в них сердца крик и ласковый обман.
Слова, как пыль, как терпкое вино,
текут себе сквозь жизненное сито.
Как много их потеряно, забыто
и воскресить уже не суждено.
Как жаль, что мы не знаем цену слов,
их редкий дар, божественную силу.
Они ведут то в рай, а то в могилу.
Мы все в плену их силы и оков.
И потому, не видя в том греха,
мы каждый раз бросаемся словами
и в суете своими же устами
порочим суть верховного стиха.
Когда-нибудь, когда не будет нас,
когда взойдём могильными крестами,
а солнца луч горячими перстами
земли коснется так же, как сейчас,
мы новым дням тогда откроем счёт.
И, перейдя черту промозглых буден,
мы в новых ипостасях снова будем
писать стихи. И, может, Он зачтёт.
Как жалко, что наступит завтра —
и этот день уйдёт в небытие.
Вновь вечер – как услужливый портье,
и темнота – угрюмой ночи автор, —
закроют занавес, захлопнут плотно дверь,
и почернеют вновь глазницы окон…
Но месяц, что из света Богом соткан,
проникнет сквозь невидимую щель.
И, может быть, душа опять проснётся
и совершит заветный пируэт,
и самый благозвучнейший сонет
святым дождём нечаянно прольётся.
Моё сердце – сплошная брешь
«Как дюреровский всадник, как судьба…»
…Но не догонят нас хандра и сплин,
Всё остальное, вроде, не опасно.
Одна лишь смерть не понимает слов.
Что для неё все наши фотоснимки?
И, может быть, она придёт из снов,
Как дюреровский всадник на картинке.
Дмитрий Цесельчук
Как дюреровский всадник, как судьба,
придёт к нам смерть в плаще и капюшоне,
и растворится наша суета,
как сон, как лёд в мартини и крюшоне.
Мы приземлимся, может быть, в раю
или на круглой жаркой сковородке.
Куда как лучше жить в лесном краю
и плыть по речке в деревянной лодке.
Зимой встречать Крещенье, Рождество,
гулять с друзьями у цветастой ёлки
и наблюдать святое сватовство
резных снежинок у оконной створки.
Но время точит, точит острие.
Мы к кубку жизни припадаем страстно.
Когда-то мы уйдем в небытие…
Всё остальное – точно не опасно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу