Владимир Пруссак - Цветы на свалке

Ни дерена. Убогая трава
Ползет к воде, цепляяся по скалам;
Суровым стражем встала над Байкалом
Гигантская Кобылья Голова.

Вдали видны отроги красных гор,
Там сосны лепятся по южным склонам…
Какой народ зовет родимым лоном
Пургой и солнцем сдавленный простор?

Порой толпа приземистых бурят
Несется на косматых кобылицах.
Но пятна белые на смуглых лицах
О смерти и болезнях говорят.

Проклятый остров! Неприютный кров
Пугающих заразой прокаженных.
Где мечется в ущельях обнаженных
Свирепых волн однообразный рев.

Месяца полупрозрачный серп
Потерялся в тучах светло-синих;
Далеко, на неразмытых льдинах,
Слышно лаянье веселых нерп.

Волны дышат вольно и легко,
Тихому дыханью внемлют горы;
Медуник лиловые узоры
Бороздят пострелов молоко.

Месяц скрылся. Гаснет свет ночной,
Трепетные волны покраснели.
Поезд грузно выполз из туннеля,
Громыхая пестрой чешуей.

Проваливаясь в рыхлый снег,
Из крепкой лиственницы лыжи
Проворный замедляют бег
У летних юрт, где сосны ниже.

Там снег прозрачнее слюды,
Недвижны сосны в белой дымке;
Трехлистным клевером следы
Разбросаны по всей заимке.

Молчит двуствольное ружье
И ждет, в тревоге терпеливой,
Пока на сонное жнивье
Не выпрыгнет ушкан пугливый.

Как будто шумное вино
Из дула вырвется к лазури
И расплывается пятно
По пепельной пушистой шкуре.

В унтах с узорною каемкой
У вод, охваченных тайгой,
Брожу вдоль заберегов ломких
С четырехзубой острогой.

Не промахнется, не изменит
Недавно робкая рука,
Когда налима в сонной лени
На берег выбросит река.

Потом – заиндевев в тумане,
С добычей сяду в кошеву
И, кутаясь в доху яманью,
Собаку свистом позову.

Скрипят сосновые полозья
И дятел прерывает стук
И, поседевший на морозе,
Спешит укрыться бурундук.

У Белогорья и на Лене
Еще не вымерли шаманы.
Умей пройти тропой оленьей
В тайгу, в морозные туманы.

И положи куски хурута
На холм, засыпанный камнями,
Где у скалы, взнесенной круто,
Шаман зарыт в глубокой яме.

Дождись багрового заката
И на опущенные ветки
Повесь ходак голубоватый
И сделай четкие пометки.

Потом откройся при народе,
Ступай с подарками в улусы,
Дари семье, старейшей в роде,
Конфет и пороха и бусы.

Забрезжит день, скупой и серый,
Ищи обратные дороги
И все, о чем попросишь с верой,
Тебе дадут лесные боги.

Белогорье копило свинцовые тучи,
Собирался ударить буран,
Но мне предсказал удачливый случай
Уродливый старый бурхан.

Бурхана я смазал медвежьим жиром,
Положил ему два рубля.
И опять помолился и вышел с миром
В занесенные снегом поля.

И, встретив шамана в тяжелых бляхах,
С худощавым и нервным лицом,
Попросил я его, без детского страха,
Подарить венчальным кольцом.

Пусть на снежную поляну
Выведут козла;
Заклинать я духов стану,
Черных духов зла.

Пусть шаман ударит в бубны,
Кликнет в хоровод,
Чтоб со лба стекал на губы
Почерневший пот.

Пусть шаманки Адыгомки
Встанет вещий дух,
Я торжественно и громко
Имя бросил вслух.

Закричал шаман в весельи,
Глянул на бурят
И нанес удар смертельный
И отпрянул в ряд.

Понеслись по бычьим кожам
Меж отвесных скал,
Я, чужой и непохожий,
С ними заплясал.

Окропляя кровью дымной
Голые кусты,
Лишь тебе слагаю гимны,
Знаешь, знаешь ты.

И, молясь о светлой встрече
Богу своему,
Я дымящуюся печень
Выше подниму.

Рву трепещущие жилы
Сломанным ногтем,
Желчь закапала бессильно
Медленным дождем.

Рвем куски из общей чаши,
Прячем в рукавах;
Был я в те минуты страшен
С кровью на устах.

В пьяных криках и объятьях
Возрастает гул…
Я зловещее заклятье
Яростно швырнул.