Владимир Пруссак - Цветы на свалке

И еще я не кончил вопроса,
Бросил в воздух шаман копье
И тотчас, между стройных сосен,
Показалось лицо твое.

К земле приникали тени,
Уже догорал костер,
Я упал в толпе на колени
И руки к тебе простер.

И слезы твои, как жемчуг,
Стекли на кровавый песок,
А на лбу повязка, и венчик
И давит грудь образок.

Я видел лицо родное,
Сияние милых глаз…
…И сердце сладостно ноет,
Вспоминая счастливый час.

Часов унылый караван
Ползет, как будто надо мною
Навис тяжелой пеленою
Непроницаемый туман.

Пройдут часы унылых буден,
Глухим окованные сном,
И новый день, угрюм и скуден,
Неспешно встанет под окном.

И вновь заученные позы,
Однообразные слова
И заблестевшие едва,
Вином рожденные угрозы.

Тоска слепорожденных дней
Ко мне приходит в пыльном платье
И нет любви и нет проклятья
И обещающих огней.

И сжата жизнь железным кругом,
Докучный плен нерасторжим
И немирящиеся с ним
Бесплодно гибнут друг за другом.

Зевают города в истоме алчной скуки.
Как тяжко каждый день один и те же звуки
Встречать и провожать, свершая дряхлый чин
Постылого труда, заплаканных кручин
И вялых праздников, опершихся на клюки!

Вокзальные гудки – протяжный стон разлуки,
Кривые улицы – как будто сеть морщин;
Не в силах одолеть давно приникший сплин,
– Зевают города.

Пройдут года, и так же будут внуки
В отчаяньи ломать протянутые руки.
Но страх томительный – привычный господин
И плена избежать не сможет ни один.
В дремоте тягостной, в неисцелимой муке
– Зевают города.

Зной струится. Степь раскалена.
Красноклювы прячутся в болоте.
Ветер дышит в тягостной дремоте.
Жжет лицо горячая волна.

В яром гневе мстительное Солнце,
Из лучей свивая белый жгут,
Хлещет край, где идолопоклонцы
До сих пор шаманский бубен чтут.

Только ты, смиренный Шаджи-Муни,
Только ты воистину велик!
Солнце, люди, журавлиный крик
Славят Будду в смене новолуний.

В серых складках горного гребня
Удлиненные ложатся тени;
Всадник опустился на колени
Для молитвы на закате дня.

Южный ветер утомленно дышит,
Отдыхает солнце на горе,
Золотя изогнутые крыши
Белого кирпичного хуре.

Истомленно каркнул черный ворон,
Жжет лицо горячая волна.
Давит степь зовущий и упорный
Рев ухыр-бурэ, как рев слона.

Ветер северный грянул в трубу
  На просторе.
Грозный враг, испытаем судьбу
  В равном споре.
Ты силен, ты владеешь огнем;
  Битве рады,
Друг над другом удары взнесем
  Без пощады.
Ты пришел из далекой земли
  В зной Востока.
Ты устал, ты в дорожной пыли,
  Синеокий!
Ты родился, где взносит пурга
  Свист змеиный,
Где в лесные – весной – берега
  Бьются льдины.
Грозный враг, испытаем судьбу
  В равном споре.
Ветер северный грянул в трубу
  На просторе.

Под солнцем яростным стоячая вода
С утра гниет, грозя болотной лихорадкой;
Медлительно мыча, жуют кустарник сладкий
Косматых сарлуков покорные стада.

Сковала кругозор безлесная гряда
Угрюмых серых гор, раскинутых в порядке.
Тумана знойного струящиеся прядки
Хранят степных племен заснувшие года.

Огромный Майдари, с насмешливой улыбкой,
В туманном сне встает, расплывчатый и зыбкий,
Улыбка с каждым днем становится грозней

И скоро, вспомянув давнишнее величье,
Монголы издадут воинственные кличи,
Лаская в серебро украшенных коней.

Близок день – воплотится Будда
В желанный, последний раз!
Свершится, свершится чудо,
Наступит обещанный час!

Охвачены дикою волей,
Заслышат далекий гром
И вырвутся всадники в поле,
На солнце блестя серебром.

На Запад направлены луки,
Как струна, туга тетива;
Не дрожат загорелые руки,
Копытами смята трава.