Константин Вагинов - Песня слов

Разум сюсюкнул: «Может быть, в сквере
Я найду что-нибудь живое?»
Но был холоден мрамор Хлои
И воздух становился все серее.

И пошел разум из холодного кладбища
И начал искать другое небо;
Но все было тускло и нелепо, –
Даже зеленое, нарядное пастбище.

И сказала тоска ему: «Бедный!
Напрасно ты ищешь свою Аркадию.
Ступай! может быть на эстраде
Твой путь радостный и победный».

Усмехнулся разум и пошел на подмостки
Делал разные пируэты
И ждал исцеленья и привета,
Но лишь скрипели подмостки.

И снова побрел Разум в умирающий город,
Где забыл и он про запах сирени,

И стал таким же, как прочие тени
И оставил его у себя умирающий город.

Луна встает из-за крыш,
Как солнце на горизонте;
Трубы, как камыш,
Лучи, как дама в ротонде.

Фонтанка – свинцовый канал;
Дома – мрачные кельи;
Здесь царит тяжелый металл,
А не соловьиные трели.

Здесь не ласточка вьет гнездо,
А уныло скрипят засовы;
Не птиметры играют в лото,
А кошмар готовит оковы.

Мертвый город! Лишь иногда,
Кто-то ударяет по крышам
И бьет свинцовая вода
В пустые черные ниши.

И вновь столица, как прежде, мертва
И даже не слышно гудка паровоза,
И не захрюкает в виде озорства
Свинья, роясь в кучах навоза.

Как на старом, заплеванном тротуаре
Находят иногда розу,
Так и моей душе изгаженной наркозом
Пробирается иногда девочка в муаре.

И тогда душа освещается разноцветными огнями
И все превращается в красивую идиллию,
Где ветер целует бледную лилию,
И долины полны прозрачными ручьями.

Но затем уходит девочка в муаре
И душа превращается в петрогр<���адского> апаша,
Который влюбляется в какую-нибудь Пашу
Проводя летнюю ночь на тротуаре.

Моя душа это – пыльная библиотека,
Где стоят разрозненные томики и тома,
Где мак царит наподобье человека
И строит воздушные домики и дома.

Моя душа, как больной туберкулезом,
Все мечтает о солнце с ярким лучом;
Тянет ее к виноградным лозам
Хочется ей не думать ни о чем.

И она, бедная перебирает томики,
Горько плачет над потерянным концом
И в чахоточной дали строит детск<���ие> домики
И венчает голову игрушечным венцом.

Ах, зачем звезды неярки?!
Ах, зачем лихорадочно зелен закат?
Неужели доткали античные Парки
Бесконечную нить и мир смертью объят.

Неужели, не будет красивеньких птичек?
Неужели, потухли давно васильки?
Вместо красок зари зажигаю я спичку
И унылые мысли ловлю я в силки.

Неужели не сплю? Неужели не снится
Что никто никогда не увидит луны,
Что потухли давно золотые зарницы
Под дыханьем холодным последней волны?

Да, все так… Лихорадкой объятый,
Мир, как старый больной, догнивает в тиши,
Умирает, лежа на подушке измятой,
Где лениво ползут утомленные вши.

Жизнь – неужели это розовый бантик
Надушенной кокотки?!
Я, как старый помешанный антик,
Ужасаюсь, что мгновения коротки.

Ужасаюсь мне грустно, мне больно,
А цветы голубы и красивы,
И, смеясь, точно в сказке, фривольно
Опускаю глаза я стыдливо.

Да, о жизнь! Напевай и баюкай
И кажись голубой пеленою –
Кокэль будет лазурной порукой,
Что зажгу я огни над собою.

Там, где раньше росли дубы,
Где ходили парочки влюбленных,
По нелепой прихоти судьбы,
Стоит юнец бледный, утонченный.

Он смотрит на тусклый фонарь,
На пепельно серые стены
И вспоминает, что встарь
Здесь гондолы подымали пену.

Он знает, что там, где теперь торцы
И где ездят измызганные пролетки
Были великолепные дворцы,
А не казенки и белоголовые сотки.

Он думает о том, что Петроград
Был знаменитым парадизом,
Где били фонтаны и похоже на гранат
Было солнце в небесных ризах.

Он вспоминает все – у него кокаин
Этот яд и волшебный спаситель,
Который, как на востоке муэдзин,
Провозглашает вход в небесную обитель.