Константин Константинович Вагинов
Звезда Вифлеема
1
Сидел я под эвкалиптом над теорией холмов поэтических. Гай Юлий Эврикл, взяв серебряное зеркало мое, медленно срамные части свои аравийскими благовониями смачивал. Отправлялся он в Тибрский квартал к вольноотпущеннице Тури.
2
Бр… Финский брег… А новая религия жар разведет от Белого моря до Черного, от мертвых пруссов до длинноволосых айонов распростерла лучи свои звезда.
3
Легко летят юнкера вифлеемцы, тих Невский проспект, ни электрических фонарей, ни квадратного освещения окон. Промелькнет девичья пелеринка на углу, лихо подлетят длинные шинели — купят — крик девушки в карете — это Буйран в театр едет.
Не спят дортуары Ксеньинского, Смольнинского институтов. Мальчики новой религии в постели языческих девушек лезут. Помнят они городские нечистоты и смрадные углы свои и над телами холеными издеваются. Педагоги по утрам в струнной очереди к кабинету Буйрана стоят, пискнуть язычники не смеют, а вечером Буйран новую девушку выбирает, крик девушки в карете — это Буйран в театр едет.
4
Нерукотворный поэт я, люблю длинные дворницкие, где кашу едят и кокаин нюхают. Презирают они меня, и лицо мое, и походку мою, новую религию созидают, по утрам дворы не убирают.
5
Помню дом мой, помню холод мраморной ванны и кольца мои и учителя моего Юлия Эврикла. Сладки сливы дамасские и сирийские фиги, часто в тоге останавливался, слушал шум приближающийся.
1
Из Рима в Чернорусские степи бегут астрологи. Гибель пророчат. На Паммене куртка из коричневого бархата и засаленная фетровая шляпа, в руках склянка с териаком. У Астория повязка скрывает безносое лицо, за пазухой шпанские мухи щелкают.
2
В проходах Иерусалимских в длинных сюртуках и цилиндрах затерялись Юделович и Клевер. Среди стен, лишенных окон, среди собак, обсыпанных лишаями, нищих, кости коих стучат. Ох, лучше бы им шить пальто на Литейной и по вечерам есть колбасу с детворою своей. Сели на камни, вспоминают магазин ювелирный, смотрят на долину Кедрон. Ветер в дупле маслины шумит.
Рим, Альгамбра, Берлин и Россия — позади.
3
В Лувре, в Тибрском зале, перед статуей греческого поэта остановился солдат Иностранного легиона. Вспоминает он Петербург и Неву. О, наверно, там снова шумят кафе, наверно, улицы снова дышат античной ночью.
4
У Казанского собора ромашка. У терм Каракаллы бурьян. Корабли больше не приходят. Нет пурпурнопарусных трирем. Ночью бежал Юпитер и Капитолия. Видели его на Неве, на Троицком мосту и далеко в поле.
Утром толпился народ на улицах, читал: Новая Эра наступает.
5
Долго жил Афродитиан в лесах Белозерских. Не узнать в нем Боттичелли. Длинная борода скрывает землистое лицо его, горбят вериги его. Вместо кисти клюка в руке его. Проклинает он землю, по которой ходил, здесь на Севере от юности своей оправдывается. Был день и шумело Белое море. Вышел Афродитиан на берег и увидел город неописуемый. Мраморные были дома там, голубая река текла в гранитах. Тысячи каналов прорезывали улицы и вели в пригороды, где дышали статуи. Настала ночь, но Афродитиан не уходил. И видел он, как статуи вышли из сада городского и пошли по улицам. Стояла луна, и звезды отражались в каналах городских.
Вот спускается Венера по гранитным ступеням к реке, ступает на воду и ходит по ней. Закричал Афродитиан, скинул рясу и вериги свои, камнем срезал бороду. Садится в лодку сосновую, летит в град сияющий.
А войско сермяжное над статуями уже издевается. Кто камнем грудь отбивает, кто руки ломает. Сталкивается Афродитиан с поэтом и его возлюбленной. Смеются все трое, а затем скрываются на шестом этаже.
6
Филострат копал чемерицу и молился Аполлону и Эскулапу, чтобы вылечить свою возлюбленную от сумасшествия. Видит он ее в пустых улицах петербургских. Простоволосая, не знает она, что делать с собой. Взбегает на мост деревянный — мост вместе с нею бежит. Не сбежать ей с моста. Поднимается мост вместе с нею и летит над городом. А Филострат в руки схватив чемерицу, снова падает у ног Аполлона в Летнем саду.
Но, когда зари вспыхнула колесница, видит он себя не в Летнем саду, а на Черной речке на греческом саркофаге, а рядом с ним стоит его возлюбленная.
7
Ясные дни наступили для Филострата, часто в Павловске на крыше павильона сидел он, Афина стояла внизу, нимфа среди заросшего глухого пруда купалась. Небо и солнце были простые, аттические. Не было бега сквозь века, солнце грело его грудь, ветер расчесывал волосы.
Читать дальше