Константин Бальмонт: Семь поэм

Для чего звучишь ты, рог пастуший?
  Или разбрелись твои стада?
Дымны дали, степи, глуби, глуши.
  Бродит – ах, должна бродить – беда.

Для чего поешь ты, заунывный?
  Душу манишь, мучаешь – зачем?
Я, как ты, был звонкий и призывный.
  Но в немой пустыне стал я нем.

Не сдержать травинке ветра в поле,
  Не удержит бурю малый цвет.
Мы в неволе видим сон о воле,
  Но на воле в вольном воли нет.

Для чего ж ты плачешь, звон свирели?
  Будем верить в то, что впереди.
Нужно спать. Все птицы песню спели.
  Рог пастуший, сердце не буди.

Четвертый сон таким невыразимым
Пронзил все сердце тонким лезвием,
Что пробудил. Закат струился дымом.
Горел пожар в сознании моем.

Мой сад был остров. Островом вовеки
Пребудет он. Весь мир кругом течет.
Луга поля преобразились в реки,
А реки в море. Ярче капель счет.

Обостровлен, один в безбрежном мире,
Я вижу, как окрестный темный лес,
Стал поясом из туч. Все гуще, шире.
Но в гром вступивший – много раз воскрес.

Полночь может над былинкой
  Колдовать, взростить ростки.
Полночь может паутинкой
  Прикоснуться до щеки.

В глубине морей подводной
  Много сказок, много див:
Там коралл, с кораллом сродный,
  Тих и цепок, и красив.

Серебром мелькают рыбы,
  Дремлют клады давних пор.
А коралл свои изгибы,
  В сне о выси ткет в ковер.

Нарастаньем многосложным
  Четко льнет черта к черте,
Чтобы сон о невозможном
  Стал неложным в высоте.

Чьи поют так нежно струны?
  Дышит влажный изумруд.
Круговой размер лагуны
  Взнес подводность. Остров – тут.

В синеве безграничной, на ковре самолете,
    Выше царств и людей,
Я лечу озаренный, весь в ночной позолоте.
Я во сне. Я-ли сон? Сон – и чей?

Я плыву в неоглядном, я в сверкающем чолне.
    Я стою у руля.
Кто доверится грому, тот воскреснет из молний.
Как мне светит родная, где-то снизу, земля.

В безпредельной надежде, что найду я добычу,
    Что жива красота,
Слева Месяц зову я, справа Солнце я кличу.
Мне в бездонном два круглые светят щита.

«Дзинь!» колокольчик – «Дзинь!» перепевный.
«Дзинь:» я царевич – «Дзинь!» пред царевной.
  Ландыш белый так качался,
  Пред фиалкой расцвечался,
  С духом сладкий дух встречался.
  Наклонялся к нежной, к ней,
  К чаше синей сонм огней.

«Дзинь!» «колокольчик» – «Дзинь!» бесконечный.
В поле и в боре, в дали заречной,
Там, где просторы, там где уклоны,
Шорохи, лепеты, шопоты, звоны.
Красен я. Ясен ты. Все мы цветы.
Кто полноцветный? Я или ты?
Кто сладкозвоннее? Ты или я?
Все благовонны мы в час бытия.
Все мы влюбленные возле пруда.
Солнце нам, воздух нам, ил и вода.

День полночасен
В цветенья цветов.
Если ты красен,
К костру я готов.
Если, душистый,
Ты солнечно-злат,
Я, золотистый,
С тобою быть рад.
Если ты грустный
Глядишь на межу,
Грезой изустной
Тебя освежу,
Поворожу.
«Дзинь!»
Если ты синь,–
Пусть,
Кинь
Грусть.
«Дзинь!»

  Паутинку
  О былинку
Зацепил паук.
  От былинки
  До былинки
В свете пляшут три пылинки.
Не на них глядит паук.
В верхнем небе, туча к туче,
С двух сторон скрепляя кручи,
Сонмы вытянули рук,
Теневых растущих рук.
Не на них глядит паук.
Обвенчал он две травинки,
Заалмазил паутинки.
  Будет ждать,
  Воздух ткать,
Здесь вам, мухи, пролетать.
Выше нить, паук, закинь.
Жди на круге. «Дзинь!»

А под вечер, просыпаясь,
На березке чуть качаясь,
Из ветвей которой детям
Изготовлен будет лук,
Майский жук
Перед радостью раденья
В теле слышит голос пенья,
В скрепе крыльев зреет звук.
Хороводно вьются звоны,
Здравствуй лес и час зеленый,
  Хоровод
  Поплывет.
С хотью хоть – звено и звенья
Упоительно томленье,
Через пенье и круженье
До любовного пронзенья,
В чаще лиственных святынь
«Дзинь!»