Кто ввел ко мне в комнату провод,
снабдил меня свежей водой,
кто молвил мне доброе слово,
когда еще был молодой.
О, как я от множеств зависим
призывов, сигналов, звонков,
доставки газеты и писем,
рабочих у сотен станков;
От слесаря, от монтера,
их силы, их речи родной,
от лучшего в мире мотора,
что движется в клетке грудной.
А что я собой представляю?
Не сею, не жну, не пашу –
по улицам праздно гуляю
да разве стихи напишу…
Но доброе зреет зерно в них
тяжелою красотой –
не чертополох, не терновник,
не дикий осот густой.
Нагреется калорифер,
осветится кабинет,
и жаром наполнятся рифмы,
и звуком становится свет.
А ты средь обычного шума
большой суеты мировой
к стихам присмотрись и подумай,
реши: «Это стоит того!»
1960
Я пишу обо всем,
что приходит мне в голову
и до сердца доходит;
что веселого
или тяжелого
наблюдаемо мной
в природе.
А приходит мне в голову
самое лучшее
из лучших:
пробирающийся
сквозь иглы колючие
солнечный лучик,
пробивающаяся
между плит исхоженных
молодая травинка,
выступающая
от чувств восторженных
на глазах слезинка;
все, что в жизни,
пестрея,
встретится
на пути-дороге;
все, что сердцем
в груди отметится, –
радости и тревоги.
И – хоть нравится,
хоть не нравится
эта кипень слова, –
за величие народа
здравицу
поднимаю стихами снова.
1958
Был ведь свод небес голубой?
Бил ведь в скалы морской прибой?..
Будь доволен своей судьбой –
оставайся самим собой.
Помнишь, вился дым над трубой?
Воркотню голубей над избой?
Подоконник с витой резьбой?..
Будь доволен своей судьбой.
Лес был весь от солнца рябой,
шли ребята веселой гурьбой –
лезть на сучья, на птичий разбой,
пересвистываясь меж собой.
Ведал вкус не дурой губой,
не дул в ус пред дурой-судьбой,
не сходился с дружбой любой –
оставался самим собой.
Мята, кашка и зверобой
пахли сладко перед косьбой,
гром гремел нестрашной пальбой,
словно сказочный Громобой.
Не хвались удач похвальбой,
не кичись по жизни гульбой,
не тревожь никого мольбой –
оставайся самим собой.
Если сердце бьет вперебой,
если боль вздымает дыбой, –
не меняйся ни с кем судьбой –
оставайся самим собой!
1958
Июль задышал и зацвел
расплавленным липовым цветом,
и каждой из тысячей пчел
достойно назваться поэтом.
Ведь так они дружно поют
и так неустанна их муза,
что полнится ульев уют
запасами сладкого груза.
А те, кто нарушит их труд
и песню медового лада,
почувствуют огненный зуд
и разницу – меда и яда.
1960
Я твердо знаю: умереть не страшно!
Ну что ж – упал, замолк и охладел.
Была бы только жизнь твоя украшена
сиянием каких-то добрых дел.
Лишь доживи до этого спокойства
и стань доволен долей небольшой –
чтобы и ум, и плоть твоя, и кости
пришли навек в согласие с душой;
Чтобы тебя не вялость, не усталость
к последнему порогу привели
и чтобы после от тебя осталась
не только горсть ископанной земли.
И это непреложное решенье,
что с каждым часом глубже и ясней,
я оставляю людям в утешенье.
Хорошим людям. Лучшим людям дней!
1960
У меня на седьмом этаже, на балконе, –
зеленая ива.
Если ветер, то тень от ветвей ее ходит стеной;
это очень тревожно и очень вольнолюбиво –
беспокойство природы, живущее рядом со мной!
Ветер гнет ее ветки и клонит их книзу ретиво,
словно хочет вернуть ее к жизи обычной,
земной;
но – со мной моя ива, зеленая гибкая ива,
в леденящую стужу и в неутопляемыи зной…
Критик мимо пройдет, ухмыльнувшись
презрительно-криво:
«Эко диво! Все ивы везде зеленеют весной!»
Да, но не на седьмом же! И это действительно –
диво,
что, расставшись с лесами, она поселилась
со мной!
Читать дальше