Сергей Бобров - Вертоградари над лозами

В трехдольном паузнике автора интересовала главным образом, трибрахоидная пауза на второй стопе (_ _ – II _ _ –), чем и объясняется обилие таких строк.

Некоторые стихотворения, довольно длинные, представляют из себя одну фразу. В иных случаях это преднамеренно. Автор полагает, что такое строение ясней утверждает единство формы и содержания, являясь средним между ортодоксально понимаемыми формой и содержанием. – Стихотворения, претендующие на принадлежность свою к Символической школе, нередко массой своих метафор построяют некую иную – «большую», из всего стихотворения возникающую, метафору (эта метафора получает сие название лишь при формальном ее разборе); она одна; ею, для нее и через нее существует стихотворение(и обратно); но в случае многих отдельных фраз-строк, читатель получает как бы ряд точек, на которых он и должен построить желаемую стихотворцем геометрическую фигуру (большую метафору). Но на трех точках окружности можно построить и круг, и треугольники

Получая три точки, чтец строит треугольник, строит к точкам наклонные и получает пирамиду. Если же дан непрерывный ток возникающих течек (но и исчезающих; – в этом слабость метода), они сами строят круг и чтец своим творчеством утверждает на нем конус. Но конус совершенней пирамиды. – Таким образом чтец, казалось бы, стесняется в своем противутекущем творчестве, но это не так. – Лирические (и иные) ассоциации чтеца остаются незатронутыми.

Так о навязывании (которое всегда присутствует, и которое эмпирически есть цель поэзии – и самая первая, и самая последняя) в грубом смысле нельзя говорить, ибо стихотворец не властен над аперцепцией чтеца. – Но единства друг к другу влекущихся творчеств – чтеца и автора – от этого выигрывают, а это есть кардинальный критерий всякой формы, ибо лирическое познание базируется на сих единствах.

В стихотворении «Предчувствие» (стр. 17) внутренняя форма сонета разрушена внедрением в первый терцет двух строк, продолжающих тезу сонета; таким образом, это стихотворение сонетом не является и потому напечатано сплошь.

В стихотворении «А la maniere de L. Bertrand» автор пытался применить хитрый метод Бертрана, – метод, так сказать, двойного действия, нарушающий единство времени и места. Возможно углубить понятие его. И тогда он станет более высоким и героическим. И так его утончая – е – м: – «Житейская философия кота Мура» Гофмана, сказки Новалиса, «Озарения» Римбо, «Строитель Сольнес» Ибсена и «Орелия» Жерара де Нерваля. У Гофмана прием сей нарочит и не на лирические часто цели направлен, у Бертрана он тоньше.

Автор предвидит упреки в сложности и нарочитости синтаксиса. Но его запутанность (нередко, между прочим, зависящая от инструментовки) в большинстве случаев есть лирический прием возмущения известной стихии, для принятия доминирующих букв и образов. Нередко он есть лишь даяние и разрешение диссонанса. В известной мере, автор мог бы сослаться на синтаксис Баратынского, Тютчева, Павловой, Фета. Вообще же «простота» синтаксиса есть почти всегда принадлежность (весьма симптоматическая) мадригальных, не лирических стихотворений.

Стихотворение «Игра в кости» написано пол влиянием построений Д. – Г. Россетти.

Москва январь, 1913.

Прилагая к книге своей иллюстрации, которые Вы, Милостивый Читатель, только что рассматривали «с любовью иль злобой», автору естественно желательно оправдать такое украшение книги в глазах тех, кто пожелал бы спросить о причине и цели таковой затеи.

О том и будут говорить дальнейшие строки. – Но автор должен оговориться: они не предназначены для немногих – увы – приверженцев и любителей живописи, которым и без них хорошо понятно и дорого значение работ Наталии Гончаровой в русском искусстве.

– Нужны ли иллюстрации вообще?… Вопрос такой часто ставился и ставится, но прямого ответа на него не может быть – ибо возможны различные принципы иллюстрирования.

Обыкновенная, привычная нам иллюстрация всяких романов действительно вещь глубоко ненужная и лишь вводящая издателя в лишние расходы. В самом деле: как поможет мне уразуметь глубокие волнения души Онорэ Бальзака – рисунок стиля Бугро и почему автор его столь уверен, что мужчина, на нем изображенный, именно дядюшка Горьо? Таким был сей персонаж в его представлении? – Но это дурнейший импрессионизм. – Такая иллюстрация прощена быть может: в случае глубины художественной ее ценности. Но тогда, – почему (и зачем?) она иллюстрация?