Путь далекий мне звезды означать
Звезды, мудрые девы небес –
Ветер (слезы болящие!) плачет
Зимних заиндевевших очес!
Но на южных златистых пустынях
Я сокровище мое пронесу;
(Лейся свет изумрудных и синих
Звезд, поддерживающих косу!)
Сын любимый! тобою хвалима,
Я пройду чрез века и века,
Пока, кровию не обагрима,
Не взнесется Губящей рука; –
И тогда, отделившись от тлена,
Ты взнесешься – суров и один
Непокорный и гордый из плена,
О, мой сфинкс! о, мой царственный сын!
И приемля и вновь отвергая
Ты – гармония, – слава небес, –
Ты – на пажитях нового Рая
Будешь чудом ею чудес!
О счастии с младенчества тоскуя…
(Е. Баратыиский)
Любовь в одежде серой пилигрима,
Безумие – таинственные гости!
Но жизнь мою играю с ними в кости
И Скорбь проходит улыбаясь мимо.
И говорит – темно окрылена:
– Игрок безумный! Вот мой ясный путь,
Спеши, спеши Надежду оттолкнуть,
Мой дар: – покой и мрака тишина!
Я отвечал, Безумьем очарован:
– Еще удар, – о, подожди немного, –
И станет призраком моя тревога,
Бесславно ею я теперь закован!
И ты – плащом крылатым надо мной
Взмахнув – Любовь, свою держала речь:
– Мой сладостный тебя венчает меч,
Не будешь ты со скорбной тишиной!
И кости стукнули, и снова, снова,
Игрою ослеплен, глядел я жадно,
И Скорбь заплакала так безотрадно,
Скорбь мира милого и золотого;
И звук рыдания ее упал;
Любовь ко мне склонилась тихо вдруг
И протянула пальцы бледных рук…
– Благодарю вас, – да, я проиграл!
И так я измучен душою
(Ив. Коневской)
Я в долине протягивал руки:
Далека, далека – моя звезда.
А на высокие виадуки
Взлетают черные поезда.
Уносятся, хвостом железным
Твердь сквозящую исчертив,
Указуя громом бесполезным
Мой земной, мой дрожащий призыв.
А когда то: парус срывали
И ложилась на руль рука –
Безмятежно мы отплывали
На неведомый остров Ка.
Что там было, – пет, не изведать
И устами не рассказать, –
Нет – простую муку отведать
Нет – стремительно иссякать!
Этой жизни, такой непонятном.
Несказанно жалящий горн;
Этот танец изменный, внятный
Безначально торжественных форма.!
И на дали моих окраин
Свет ложится жесткий – дневной;
О, великий мира Хозяин,
О, не внили в суд со мной!
Как пресветлая райская птица,
Сердце сирой любовью полно,
Но достойно Тебе помолиться
Этим мертвым устам не дано.
Как тяжелые, злые пени
Как мне жизнию побороть
В ненавистной пляске мгновений
Укажи, помоги мне Господь,
Если, Господи, сердце не в силах,
Где же муки бесстыдной конец, –
Неужели на этих могилах –
Тот же грустный и мирный венец
Аще забуду тебя, Иерусалиме, забвеиша буди десница моя
(Псалом СXXXVI)
Приведи, Господь, меня
В эту светлую страну.
Там растет высокий сад –
Это светлая любовь,
Там о злых не говорят,
Там – сиянье славословь.
Там любви пресветлой сени
В них звенит свирельный звон,
Успокоенные тени
Берегут твой сладкий сон.
Там высокая ограда,
Безвремённы небеса
И любви твоей награда
Будет лирная краса.
Там на весях, на реках
Там предивный вертоград,
Там страдальца напоят
И земной забудет страх.
Там сияния огня
Озаряют тишину.
Приведи, Господь, меня
В эту светлую страну
1911
ЗДЕСЬ КОНЧАЕТСЯ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА
Нередко встречающиеся в моих ямбах хореические стопы (например, стр. 41 и др.) суть, в большинстве случаев, хориямбы паузной формы «с» (см. Андрей Белый «Символизм», стр. 278). Это не нововведение. Не часто но хориямбы «с» встречаются в русской поэзии; так, например, у Языкова: «Змеи ужасные шипят», у Тютчева: «И беспомощней и грустней», у него же: «В кустах зелени поет» [1] В других изданиях: «В кунах зелени…»; рукописный текст нам, к сожалению, неизвестен.
etc.; аналогичный ход в хорее – у Брюсова: «Иду скоро в дом свой я» etc. Существованием таких хориямбов решается ритмический спор о необходимости указания паузной формы обыкновенного (формы «b» – «Пурпуровый свод отразишь») хориямба; ибо, раз существуют хориямбы иных чем «b» форм, то они всегда должны быть оговорены. Несомнительно, что для решения этого спора, количество таких хориямбов значения не имеет. – Возможны хориямбы «d» и «d1», например: «Радуйся, милый, день настал» и – «Сладостные твои огни», – Относительно благозвучия: – вряд ли какая нибудь «a1» благозвучней хориямба «c». Однако же долгие хориямбы расширяют формальные поэтические возможности, а в том, на наш взгляд, лежит оправдание их существования. (Сие блистательно доказано – относительно свободного стиха – Валерием Брюсовым в предисловии его к первому изданию «Urbi et Orbi»).
Читать дальше