Да, я жду. Я чего-то всё жду.
И сквозь говор и ропот неясный
Кто-то шепчет чуть слышно: «Приду».
Кто-то близится, странно-прекрасный.
Лица, личики реют в туманном окне…
Где же образ извечно-желанный?
– Может быть, Ты теперь в отдалённой стране…
Может, близок мой час несказанный!
Вдруг пройдёшь, промелькнёшь, не узнав,
И в толпе разминёмся глазами.
О скорее, не мучь… я устал,
Я устал и отравлен мечтами!
…И горит свет огней за хрусталью стекла.
Я не слышу шагов проходящих!
И сегодня ко мне… ты опять… не пришла!
И один я средь зовов звенящих.
В измятой рубашке, без брюк и жилета.
Лежал он и думал… о бренности света…
С ним рядом на ложе рублёвых иллюзий
Валялося тело в расстёгнутой блузе.
Рукою у тела он обнял грудища
И слушал, как сердце прижала… тощища!
Коптила лампадка, на планки корсета
Бросая подвижные пятнышки света.
И тиканье скучных часов говорило,
Что счастья не будет… Что всё уже было. [13] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. В.».
Иду под тяжестью ватной ноши;
На двадцать фунтов тяжеле [14] Так в машинописи.
калоши.
Вдоль мокрой, в солнце влюблённой панели,
Ручьи в канавках опять зазвенели.
Перед глазами людские спины.
На встречных лицах слиняли сплины…
И в мутных лужах лучей узоры,
И в глазках швеек ответны взоры!
Влюблён я в швеек и в толстых мамок!
(Душа – как глупый воздушный замок…)
Прошла блондинка, задев улыбкой:
И в сердце тотчас запела скрипка.
Запела скрипка без канифоли
Мотив тягучей весенней боли…
Мы сидим: мы сонно-злые звери;
Перед нами кружек ряд пивных.
Наши души, тяжкие от хмеля,
Выползли из глаз, свинцовых и пустых.
Мутных ламп желтеют в нишах блики;
Пар по стенам каменным скользит,
И, как в кольцах цепкой повилики,
Пьяный мозг, пустой и скучный, спит.
Фабричные трубы гудят за окном.
Весь город объят отлетающим сном…
И дрожь предрассветная в жилах зенит,
Но голос из ночи сейчас замолчит.
Гляжу я, бессонный, в предсветную даль:
Мне так непонятна дневная печаль…
Грущу я о снах тех, что должен убить,
Когда разорвётся сребристая нить!
И сны отлетают – безвестным путём:
Их ранило солнце рассветным лучом.
И там, за окном, мутный свет фонарей
И тонкие шпили [15] Зачёркнуто: «ровные плиты».
уснувших церквей.
Фабричные трубы зовут и гудят.
И скоро начнём мы Дневной свой Обряд.
Душа моя внизу
Забыта и отпета [16] Эпиграф вписан автором от руки карандашом.
В межкрестной тишине
Туманней мыслей свивы…
Душа в излётном сне
Забыла мир тоскливый.
– Ты слышал, как поют
Затишных [17] В оригинале: «Зитишных». Явная опечатка исправлена.
мигов тени?
В молчание ведут
Хрустальные ступени.
Над мигами иду
К бездвижью дальних светов.
… Душа моя – внизу.
Забыта и отпета.
«В старой, слезливой, задумчивой книге…»
В старой, слезливой, задумчивой книге,
На слипшихся жёлтых листах
Я прочёл о влюблённых сердцах,
Сочетавшихся в счастия миге.
Друг, мы вечно с тобою любили.
Моя страсть и твой девственный страх —
Здесь, на слипшихся жёлтых листах.
Предвещая любовь нашу, жили. [18] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «В.!» латиницей или кириллицей, возможно, скоропись «NB.!».
На зыбких клавишах звучат шаги Весны:
Вся в струнных шорохах, вся в завитушках трелей —
Идёт, и на пути синеют травы-сны,
И влажный снег с ветвей роняют ели.
У талой лужицы грустит влюблённый гном.
Ручьи звенят, сплетаясь в сложной фуге;
И дятел на сосне, как точный метроном,
Считает такт, тоскуя о подруге [19] В оригинале над стихотворением красным карандашом надпись: «1911–1913» (вторая дата записана менее разборчиво), под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. В.», возможно, «№ 3. В», возможно, скоропись. На обороте в столбик под номерами – список, возможно, стихотворений или тем для стихотворений: «1) [не читается, зачёркнуто] 2) Флор<���енция?> [зачёркнуто] 3) Нем<���ецкий> город [зачёркнуто] 4) Quo vadis 5) [не читается, зачёркнуто] 6) Камень [зачёркнуто] 7) Эдельвейс [зачёркнуто] 8) [не читается]».
.
Читать дальше