Владимир Маяковский - Стихотворения. Поэмы. Пьесы

Если глаз твой
       врага не видит,
пыл твой выпили
        нэп и торг,
если ты
    отвык ненавидеть, —
приезжай
     сюда,
       в Нью-Йорк.
Чтобы, в мили улиц опутан,
в боли игл
     фонарных ежей,
ты прошел бы
      со мной
          лилипутом
у подножия
     их этажей.
Видишь —
     вон
       выгребают мусор —
на объедках
     с детьми проняньчиться,
чтоб в авто,
      обгоняя «бусы»,
ко дворцам
     неслись бриллиантщицы.
Загляни
    в окошки в эти —
здесь
   наряд им вышили княжий.
Только
   сталью глушит элевейтер
хрип
  и кашель
      чахотки портняжей.
А хозяин —
      липкий студень —
с мордой,
     вспухшей на радость чир ю ,
у работницы
      щупает груди:
«Кто понравится —
         удочерю!
Двести дам
     (если сотни мало),
грусть
   сгоню
      навсегда с очей!
Будет
   жизнь твоя —
         К у ни-Айланд {173} ,
луна-парк
     в миллиард свечей».
Уведет —
     а назавтра
         зв е рья,
волчья банда
      бесполых старух
проститутку —
       в смолу и в перья,
и опять
    в смолу и в пух.
А хозяин
    в отеле Пл а за {174} ,
через рюмку
      и с богом сблизясь,
закатил
    в поднебесье глазки:
«С е нк’ю
    за хороший бизнес!»
Успокойтесь,
      вне опасения
ваша трезвость,
       нравственность,
              дети,
барабаны
     «армий спасения» {175}
вашу
  в мир
     трубят добродетель.
Бог
       на вас
     не разукоризнится:
с вас
  и маме их —
        на платок,
и ему
  соберет для ризницы
божий м е наджер,
        поп Платон {176} .
Клоб полиций
       на вас не свалится.
Чтобы ты
     добрел, как кулич,
смотрит сквозь холеные пальцы
на тебя
   демократ Кул и дж.
И, елозя
    по небьим сводам
стражем ханжества,
         центов
            и сала,
пялит
   руку
     ваша свобода
над тюрьмою
      Элис-Айланд.

Горы злобы
      аж ноги гнут.
Даже
   шея вспухает зобом.
Лезет в рот,
        в глаза и внутрь.
Оседая,
    влезает злоба.
Весь в огне.
     Стою на Риверсайде {177} .
Сбоку
   фордами
       штурмуют мрака форт.
Небоскребы
      локти скручивают сзади,
впереди
    американский флот.
Я смеюсь
     над их атакою тройною.
Ники Картеры {178}
       мою
         не доглядели визу.
Я
   полпред стиха —
         и я
          с моей страной
вашим штатишкам
        бросаю вызов.
Если
  кроха протухла,
         пл е снится,
выбрось
    весь
      прогнивший кус.
Сплюнул я,
     не доев и месяца
вашу доблесть,
       законы,
          вкус.
Посылаю к чертям свинячим
все доллары
     всех держав.
Мне бы
    кончить жизнь
          в штанах,
              в которых начал,
ничего
    за век свой
         не стяжав.
Нам смешны
      дозволенного зоны.
Взвод мужей,
      остолбеней,
           цинизмом поражен!
Мы целуем
     — беззаконно! —
             над Гудзоном
ваших
   длинноногих жен.
День наш
     шумен.
        И вечер пышен.
Шлите
   сыщиков
        в щелки слушать.
Пьем,
   плюя
     на ваш прогибишен {179} ,
ежедневную
      «Белую лошадь» {180} .
Вот и я
    стихом побрататься
прикатил и вбиваю мысли,
не боящиеся депортаций:
ни сослать их нельзя
         и не выселить.
Мысль
   сменяют слова,
          а слова —
              дела,
и, глядишь,
     с небоскребов города,
раскачав,
    в мостовые
         вбивают тела —
Вандерлипов,
       Рокфеллеров,
             Фордов.
Но пока
    доллар
       всех поэм родовей.
Обирая,
    лапя,
      хапая,
выступает,
     порфирой надев Бродвей,
капитал —
     его препохабие.