Владимир Маяковский
СТИХОТВОРЕНИЯ
1929
Часто
сейчас
по улицам слышишь
разговорчики
в этом роде:
«Товарищи, легше,
товарищи, тише.
Это
вам
не 18-й годик!»
В нору
влезла
гражданка Кротиха,
в нору
влез
гражданин Крот.
Радуются:
«Живем ничего себе,
тихо.
Это
вам
не 18-й год!»
Дама
в шляпе рубликов на́ сто
кидает
кому-то,
запахивая котик:
«Не толкаться!
Но-но!
Без хамства!
Это
вам
не 18-й годик!»
Малого
мелочь
работой скосила.
В уныньи
у малого
опущен рот…
Куда, мол,
девать
молодецкие силы?
Это
нам
не 18-й год!»
Эти
потоки
слюнявого яда
часто
сейчас
по улице льются…
Знайте, граждане!
И в 29-м
длится
и ширится
Октябрьская революция.
Мы живем
приказом
октябрьской воли.
Огонь
«Авроры»
у нас во взоре.
И мы
обывателям
не позволим
баррикадные дни
чернить и позорить.
Года
не вымерить
по единой мерке.
Сегодня
равноценны
храбрость и разум.
Борись
и в мелочах
с баррикадной энергией,
в стройку
влей
перекопский энтузиазм.
ЛОЗУНГИ К КОМСОМОЛЬСКОЙ ПЕРЕКЛИЧКЕ.
ГОТОВЬСЯ! ЦЕЛЬСЯ!
На классовом фронте
ширятся стычки,—
враг наступает
и скрыто
и голо.
Комсомолия,
готовься к перекличке
боевой
готовности
комсомола.
Обыватель
вылазит
из норы кротовой,
готовится
махровой розой расцвесть.
Товарищи,
а вы
к отпору готовы?
Отвечай, комсомолец:
«Готово!
Есть!»
Распоясался
хулиган фартовый,
раздувает
угробленную
национальную месть.
Товарищи,
а вы
к отпору готовы?
Отвечай, комсомолец:
«Готово!
Есть!»
Цены взбираются —
и лавочные
и оптовые,—
вверх
циркачами
норовят влезть.
Товарищи,
а вы
к отпору готовы?
Отвечай, комсомолец:
«Готово!
Есть!»
Некоторые
за борьбой
одиннадцатигодовой
улеглись
(отдохнуть!)
на подхалимство и лесть.
Товарищи,
а вы
к отпору готовы?
Отвечай, комсомолец:
«Готово!
Есть!»
Комсомолия,
готовься к перекличке
боевой
готовности комсомола.
На классовом фронте
ширятся стычки,—
враг наступает
и скрыто
и голо.
Были
дни Рождества,
Нового года,
праздников
и торжества
пива
и водок.
Был
яд в четвертях
в доме рабочего.
Рюмки
в пальцах вертя —
уставали потчевать.
В селах
лился самогон…
Кто
его
не тянет?!
Хлеба
не один вагон
спили
крестьяне.
От трудов
своих
почив,
занавесившись с опаскою,
выдували
нэпачи
зашипевшее шампанское.
Свою
поддерживая стать,
воспоминаньями овеяны,
попы
садились
хлестать
сладчайшие портвейны.
И артист
и поэт
пить
валили валом
коньяки,—
а если нет,
пили
что попало.
На четверку
лап
встав,
христославы рьяные
крепко
славили Христа
матерщиной пьяною…
И меж ругани
и рвот
мир
опо́енный
бодро
славил
Новый год
славой мордобойной…
Не введет
в социализм
дорога скользкая.
На битву
с бытом осклизлым,
сила
комсомольская,
швабру взять
и с бытом грязненьким
вымести б
и эти праздники.
Барбюс обиделся — чего, мол, ради критики затеяли спор пустой? Я, говорит, не французский Панаит Истрати, а испанский Лев Толстой.
Говорят, что критики названия растратили — больше сравнивать не с кем! И балканский Горький — Панаит Истрати будет назван ирландским Достоевским.
Говорят — из-за границы домой попав, после долгих во́льтов, Маяковский дома поймал «Клопа» и отнес в театр Мейерхольда.
Говорят — за изящную фигуру и лицо, предчувствуя надобность близкую, артиста Ильинского профессор Кольцов переделал в артистку Ильинскую.
С интеллигентским
обличием редьки
жили
в России
теоретики.
Сидя
под крылышком
папы да мамы,
черепа
нагружали томами.
Понаучив
аксиом
и формул,
надевают
инженерскую форму.
Живут, —
возвышаясь
чиновной дорогою,
машину
перчаткой
изредка трогая.
Достигнув окладов,
работой не ранясь,
наяривает
в преферанс.
А служба что?
Часов потеря.
Мечта
витает
в высоких материях.
И вдруг
в машине
поломка простая,—
профессорские
взъерошит пряди он,
и…
на поломку
ученый,
растаяв,
смотрит так,
как баран на радио.
Ты хочешь
носить
ученое имя —
работу
щупай
руками своими.
На книги
одни —
ученья не тратьте-ка.
Объединись,
теория с практикой!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу