Владимир Маяковский - Стихотворения (1929)

Колокола.
Ни гудка,
ни стука.
Бронзовая скука.
Патлы
маслом прилампадя,
сапоги
навакся,
в храм
живот
приносит дядя:
«Божья матерь —
накося!»
Вместе с дядею —
жена
шествует
важно.
Как комод —
сложена,
как павлин —
ряжена.
Искрестилась толпа,
отмахала локоть.
Волосатого
попа
надоть
в лапу
чмокать.
К дому,
выполнив обряд,
прутся
дядя с тетей.
Здесь уже с утра
сидят
мухи на компоте.
Семья
садится радостно
вокруг
сорокоградусной.
От водки,
от Христовых дум
философеет
нежный
ум.
Сияет
каждый атом
под серебристым
матом.
Перейдут
на мордобой,
кончив
водку
эту.
Дальше
всё
само собой,
как
по трафарету.
Воскресный город
избит
и испит,
спит
под листком красненьким.
И это
у нас
называлось
«быт»
и называлось —
праздником.
Заря
взвивается светла,
во рту
заметна убыль.
Пречистая
метет
метла
волосья
и зубы.
Сам
господь всеблагой
крестит
пухлой рукой
этот быт
блошино-мушиный.
И вот этот
такой
паутинный покой
изничтожит
товарищ машина.
Эх,
машинушку пустим,
непрерывная —
сама пойдет.
Наладим,
подмажем
да пустим!
На карте Союза
из каждой клетки
встают
гиганты
на смотр пятилетки.
Сквозь облачный пар,
сквозь дымные клубы
виденьем
встают
стадионы и клубы.
На месте
колокольного уханья
пыхтит
аппетитно
фабрика-кухня.
И день,
наступивший
на примус,
на плиты,
встает
электричеством облитый.
Пусть
гибнущий быт
обывателю
бедствие!
Всем пафосом
стихотворного рыка
я славлю вовсю,
трублю
и приветствую
тебя —
производственная непрерывка.

Товарищи,
мой
педагогический стих
вам
преподать
рад.
Надо вам
следующие
изобрести
за аппаратом аппарат.
Во-первых,
такой
аппарат желателен:
приладив
рычаги
и винтики,
изобретите
мощный
«электроразжиматель»
для
зажимателей самокритики.
Во-вторых,
большущий
ватман-ковер
расчертите
изобретеньем новеньким,
придумайте
спешно
«автоуховерт»
для проворота
ушей
чиновникам.
В-третьих,
комбинируя
мало-помалу
систему
рычагов и домкратов, —
изобретите
«автомехановышибалу»
для
вышибания бюрократов.
В-четвертых,
чтоб не подменяли
энергию масс
деятельностью
староспецовского лона,
изобретите
и усовершенствуйте
«ком-ватер-пас»
для выявления
руководительских
уклонов.
В-пятых,
объединив
электрический ток
с трубопроводом
близким,
изобретите
особый
канализационный сток
для отвода
канцелярской отписки.
В-шестых,
если «завтраками»
вас
томят —
снимите
с хозяйственников
бремя —
изобретите
«антиволокитоаппарат»
для выдачи
изобретателям
премий.
В-седьмых,
подумайте,
усевшись на крыльцо,
и выдумаете,
когда посидите,
чтоб делалось
в учреждениях
приветливое лицо,
если
явится
изобретатель-посетитель.
Выполнив
мой
руководящий стих,
в любое
учреждение
забредайте:
может
всё, что угодно,
изобрести —
будет
обласкан
изобретатель.

Кто мчится,
кто скачет,
кто лазит и носится
неистовей
бешеного письмоносца?
Кто мчится,
кто скачет,
не пьет и не ест,—
проситель
всех
заседающих мест?
Кто мчится,
кто скачет
и жмется гонимо,—
и завы,
гордясь,
проплывают мимо?
Кто он,
который
каждому в тягость,
меж клумбами граждан —
травою сорной?
Бедный родственник?
Беглый бродяга?
Лишенный прав?
Чумной?
Беспризорный?
Не старайтесь —
не угадать,
куда
фантазией ни забредайте!
Это
прошагивает
свои года
советский изобретатель.
Он лбом
прошибает
дверную серию.
Как птицу,
утыкали перья.
С одной
захлопнутой
справится дверью —
и вновь
баррикадина дверья.
Танцуй
по инстанциям,
смета и план!
Инстанций,
кажись,
не останется,
но вновь
за Монбланом
встает Монблан
пятидесяти инстанций.
Ходил
юнец и сосунок,
ходил
с бородкою на лике,
ходил седой…
Ходил
и слег,
«и умер
бедный раб
у ног
непобедимого владыки».
Кто «владыки»?
Ответ не новенький:
хозяйствующие
чиновники.
Ну, а нельзя ли
от хозяйства
их
отослать
губерний за сто?
Пусть
в океане Ледовитом
живут
анчаром ядовитым.