Владимир Маяковский - Стихотворения (1929)

Все —
в ораторском таланте.
Пьянке —
смерть без колебания.
Это
заседает
анти-
алкогольная компания.
Кулаком
наотмашь
в грудь
бьют
себя
часами кряду.
«Чтобы я?
да как-нибудь?
да выпил бы
такого яду?!»
Пиво —
сгинь,
и водка сгинь!
Будет
сей порок
излечен.
Уменьшает
он
мозги,
увеличивая
печень.
Обсудив
и вглубь
и вдоль,
вырешили
всё
до толики:
де —
ужасен алкоголь,
и —
ужасны алкоголики.
Испершив
речами
глотки,
сделали
из прений
вывод,
что ужасный
вред
от водки
и ужасный
вред от пива…
Успокоившись на том,
выпив
чаю
10 порций,
бодро
вылезли
гуртом
яростные
водкоборцы.
Фонарей
горят
шары,
в галдеже
кабачный улей,
и для тени
от жары
водкоборцы
завернули…

Алкоголики,—
воспряньте!
Неуместна
ваша паника!
гляньте —
пиво хлещет
анти-
алкогольная компанийка.

Разиньте
шире
глаза раскаленные,
в газету
вонзайте
зрачков резцы.
Стройтесь в ряды!
Вперед, колонны
первой
армии
контрольных цифр.
Цифры выполнения,
вбивайте клинья,
цифры повышений,
выстраивайтесь, стройны!
Выше взбирайся,
генеральная линия
индустриализации
Советской страны!
Множьтесь, единицы,
в грабли и вилы.
Перед нулями
станьте на-караул.
Где вы,
неверы,
нытики-скулилы —
Ау?..
Множим
колес
маховой оборот.
Пустыри
тракторами слизываем!
Радуйтесь
шагу
великих работ,
строящие
социализм!
Сзади
оставляя
праздников вышки,
речку времени
взрезая вброд,—
непрерывно,
без передышки
вперед!
Расчерчивайся
на душе у пашен,
расчерчивайся
на грудище города,
гори
на всем
трудящемся мире,
лозунг:
«Пятилетка —
в 4 года!»
В четыре!
В четыре!
В четыре!

Прочел:
«Почила в бозе…»
Прочел
и сел
в задумчивой позе.
Неприятностей этих
потрясающее количество.
Сердце
тоской ободрано.
А тут
еще
почила императрица,
государыня
Мария Феодоровна.
Париж
печалью
ранен…
Идут князья и дворяне
в храм
на «рю
Дарю».
Старухи…
наружность жалка…
Из бывших
фрейлин
мегеры
встают,
волоча шелка…
За ними
в мешках-пиджаках
из гроба
встают камергеры.
Где
ваши
ленты андреевские?
На помочи
лент отрезки
пошли,
штаны волоча…
Скрываясь
от ламп
от резких,
в одном лишь
лы́синном блеске,
в двенадцать
ч а с о в
ПО НОЧАМ
из гроба,
тише, чем мыши,
мундиры
пропив и прожив,
из гроба
выходят «бывшие»
сенаторы
и пажи.
Наморщенные,
как сычи,
встают
казаки-усачи,
а свыше
блики
упали
на лики
их
вышибальи.
Ссыпая
песок и пыль,
из общей
могилы братской
выходят
чины и столпы
России
императорской…
Смотрю
на скопище это.
Явились…
сомнений нет,
они
с того света…
или
я
на тот свет.
На кладбищах
не пляшут лихо…
Но не буду
печаль корчить.
Королевы
и королихи,
становитесь в очередь.

Плохая
погодка
у нас на Ламанше.
У нас
океан
рукавом как замашет —
пойдет взбухать
водяная квашня.
Людям —
плохо.
Люди — тошнят.
Люди —
скисли.
И осатанели.
Люди
изобретают тоннели.
Из Франции в Англию
корректно,
парадно
ходите
пешком
туда и обратно.
Идешь
под ручку —
невеста и ты,
а над тобой
проплывают киты.
Кафе.
Оркестр
фокстротит игру.
А сверху
рыбки
мечут икру.
Над аркой,
где свет электрический множится,
лежит,
отдыхая,
мать-осьминожица.
Пялятся
в планы
предприниматели,—
каждый смотрит,
глазаст и внимателен.
Говорит англичанин:
«Напрасный труд —
к нам
войной
французы попрут».
Говорит француз:
«Напрасный труд —
к нам
войной
англичане попрут».
И оба
решили,
идею кроша:
«На этот план
не дадим ни гроша».
И
изобретатель
был похоронен.
Он не подумал
об их обороне.

Изобретатели,
бросьте бредни
о беспартийности
изобретений.
Даешь —
изобретения,
даешь —
науку,
вооружающие
пролетарскую руку.

Он вошел,
склонясь учтиво.
Руку жму.
— Товарищ —
сядьте!
Что вам дать?
Автограф?
Чтиво?
— Нет.
Мерси вас.
Я —
писатель.
— Вы?
Писатель?
Извините.
Думал —
вы пижон.
А вы…
Что ж,
прочтите,
зазвените
грозным
маршем
боевым.
Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон.
Что ж,
пожалте в уха в оба.
Рад товарищу.—
А он:
— Я писатель.
Не прозаик.
Нет.
Я с музами в связи.—
Слог
изыскан, как борзая.
Сконапель
ля поэзи́.
На затылок
нежным жестом
он
кудрей
закинул шелк,
стал
барашком златошерстым
и заблеял,
и пошел.
Что луна, мол,
над долиной,
мчит
ручей, мол,
по ущелью.
Тинтидликал
мандолиной,
дундудел виолончелью.
Нимб
обвил
волосьев копны.
Лоб
горел от благородства.
Я терпел,
терпел
и лопнул
и ударил
лапой
о́б стол.
— Попрошу вас
покороче.
Бросьте вы
поэта корчить!
Посмотрю
с лица ли,
сзади ль,
вы тюльпан,
а не писатель.
Вы,
над облаками рея,
птица
в человечий рост.
Вы, мусье,
из канареек,
чижик вы, мусье,
и дрозд.
В испытанье
битв
и бед
с вами,
што ли,
мы
полезем?
В наше время
тот —
поэт,
тот —
писатель,
кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даешь —
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!