Владимир Маяковский - Стихотворения. Поэмы. Пьесы

Бродвей сдурел.
       Бегня и г у лево.
Дом а
  с небес обрываются
           и висят.
Но даже меж ними
           заметишь В у льворт {169} .
Корсетная коробка
        этажей под шестьдесят.
Сверху
   разведывают
         звезд взводы,
в средних
     тайпистки {170}
         стрекочут бешено.
А в самом нижнем —
          «Дрогс с о да,
грет энд ф е ймус к о мпани-н е йшенал» {171} .
А в окошке мисс
          семнадцати лет
сидит для рекламы
        и точит ножи.
Ржавые лезвия
       фирмы «Жиллет»
кладет в патентованный
           железный зажим
и гладит
    и водит
        кожей ремня.
Хотя
   усов
     и не полагается ей,
но водит
    по губке,
        усы возомня, —
дескать —
     готово,
        наточил и брей.
Наточит один
      до сияния лучика
и новый ржавый
        берет для возни.
Наточит,
    вынет
       и сделает ручкой.
Дескать —
     зайди,
        купи,
          возьми.
Буржуем не сделаешься с бритвенной точки.
Бегут без бород
       и без выражений на лице.
Богатств буржуйских особые источники:
работай на доллар,
        а выдадут цент.
У меня ни усов,
       ни долларов,
             ни шевелюр, —
и в горле
    застревают
         английского огрызки.
Но я подхожу
      и губми шевелю —
как будто
    через стекло
          разговариваю по-английски.
«Сидишь,
       глазами буржуев охлопана.
Чем обнадежена?
        Дура из дур».
А девушке слышится:
          « О пен,
о пен ди дор» [21].
«Что тебе заботиться
         о чужих усах?
Вот…
   посадили…
        как дуру еловую».
А у девушки
      фантазия раздувает паруса,
и слышится девушке:
         «Ай л о в ю» [22].
Я злею:
    «Выйдь,
       окно разломай, —
а бритвы раздай
        для жирных горл».
Девушке мнится:
        «Май,
май гöрл» [23].
Выходит
    фантазия из рамок и мерок —
и я
      кажусь
     красивый и толстый.
И чудится девушке —
          влюбленный клерк
на ней
   жениться
       приходит с В о лстрит {172} .
И верит мисс,
      от счастья дрожа,
что я —
    долларовый воротила,
что ей
   уже
     в других этажах
готовы бесплатно
        и стол
           и квартира.
Как врезать ей
       в голову
           мысли-ножи,
что русским известно другое средство,
как влезть рабочим
         во все этажи
без грез,
    без свадеб,
        без жданий наследства.

Возьми
    разбольшущий
          дом в Нью-Йорке,
взгляни
    насквозь
        на зданье на то.
Увидишь —
      старейшие
          норки да каморки —
совсем
   дооктябрьский
          Елец аль Конотоп.
Первый —
     ювелиры,
          караул бессменный,
замок
  зацепился ставням о бровь.
В сером
    герои кино,
         полисмены,
лягут
  собаками
       за чужое добро.
Третий —
     спят бюро-конторы.
Ест
  промокашки
        рабий пот.
Чтоб мир
    не забыл,
        хозяин который,
на вывесках
      золотом
          «Вильям Шпрот».
Пятый.
   Подсчитав
        приданные сорочки,
мисс
  перезрелая
       в мечте о женихах.
Вздымая грудью
       ажурные строчки,
почесывает
     пышных подмышек меха.
Седьмой.
    Над очагом
         домашним
              высясь,
силы сберегши
       спортом смолоду,
сэр
      своей законной м и ссис,
узнав об измене,
       кровавит морду.
Десятый.
    Медовый.
         Пара легла.
Счастливей,
        чем Ева с Адамом были.
Читают
    в «Таймсе»
        отдел реклам:
«Продажа в рассрочку автомобилей».
Тридцатый.
     Акционеры
          сидят увлечены,
делят миллиарды,
        жадны и озабочены.
Прибыль
    треста
       «изготовленье ветчины
из лучшей
     дохлой
        чикагской собачины».
Сороковой.
     У спальни
          опереточной дивы.
В скважину
     замочную,
          сосредоточив прыть,
чтоб К у лидж дал развод,
           детективы
мужа
  должны
      в кровати накрыть.
Свободный художник,
          рисующий задочки,
дремлет в девяностом,
          думает одно:
как бы ухажнуть
       за хозяйской дочкой —
да так,
   чтоб хозяину
         всучить полотно.
А с крыши стаял
        скатертный снег.
Лишь ест
    в ресторанной выси
большие крохи
       уборщик негр,
а маленькие крошки —
          крысы.
Я смотрю,
     и злость меня берет
на укрывшихся
       за каменный фасад.
Я стремился
      за 7000 верст вперед,
а приехал
    на 7 лет назад.