Владимир Маяковский - Стихотворения. Поэмы. Пьесы

Шеры {181} …
    облигации…
         доллары…
              центы…
В винницкой глуши тьмутараканясь,
так я рисовал,
       вот так мне представлялся
              стопроцентный
американец.
Родила сына одна из жен.
Отвернув
     пеленочный край,
акушер демонстрирует:
          Джон как Джон.
Ол райт!
Девять фунтов,
       глаза —
           пятачки.
Ощерив зубовный ряд,
отец
  протер
      роговые очки:
Ол райт!
Очень прост
      воспитанья вопрос,
Ползает,
    лапы марает.
Лоб расквасил —
        ол райт!
            нос —
ол райт!
Отец говорит:
       «Бездельник Джон.
Ни цента не заработал,
          а гуляет!»
Мальчишка
     Джон
        выходит вон.
Ол райт!
Техас,
   Калифорния,
         Массачуз э т.
Ходит
   из края в край.
Есть хлеб —
      ол райт!
         нет —
ол райт!
Подрос,
    поплевывает слюну,
Трубчонка
     горит, не сгорает.
«Джон,
   на пари,
       пойдешь на луну?»
Ол райт!
Одну полюбил,
       назвал дорогой.
В азарте
    играет в рай.
Она изменила,
       ушел к другой.
Ол райт!
Наследство Джону.
         Расходов —
              рой.
Миллион
    растаял от трат.
Подсчитал,
     улыбнулся —
           найдем второй.
Ол райт!
Работа.
   Хозяин —
        лапчатый гусь —
обкрадывает
      и обирает.
Джон
   намотал
       на бритый ус.
Ол райт!
Хозяин выгнал.
       Ну, что ж!
Джон
   рассчитаться рад.
Хозяин за кольт,
        а Джон за нож.
Ол райт!
Джон
   хозяйской пулей сражен.
Шепчутся:
     «Умирает».
Джон услыхал,
       усмехнулся Джон.
Ол райт!
Гроб.
   Квадрат прокопали черный.
Земля —
    как по крыше град.
Врыли.
    Могильщик
         вздохнул облегченно.
Ол райт!
Этих Джонов
      нету в Нью-Йорке.
Мистер Джон,
       жена его
           и кот
зажирели,
     спят
       в своей квартирной норке,
просыпаясь
     изредка
         от собственных икот.
Я разбезалаберный до крайности,
но судьбе
    не любящий
          учтиво кланяться,
я,
   поэт,
   и то американистей
самого что ни на есть
          американца.
1925

Петров
   Капл а ном
        за пуговицу пойман.
Штаны
   заплатаны,
        как балканская карта.
«Я вам,
    сэр,
     назначаю ап о йнтман {183} .
Вы знаете,
     кажется,
         мой ап а ртман {184} ?
Тудой пройдете четыре блока,
потом
   сюдой дадите крен.
А если
   стритк а ра набита,
           около
можете взять
      подземный трен.
Возьмите
    с меняньем пересядки тикет
и прите спокойно,
        будто в телеге.
Слезете на к о рнере
         у дрогс ликет {185} ,
а мне уж
    и пинту
        принес бутл е гер {186} .
Приходите ровно
        в с е вен окл о к {187} , —
поговорим
     про новости в городе
и проведем
     по-московски вечерок, —
одни свои:
     жена да б о рдер.
А с джабом завозитесь в течение дня
или
  раздумаете вовсе —
тогда
   обязательно
        отзвоните меня.
Я буду
   в о фисе».
«Гуд бай!» —
      разнеслось окр е ст
и кануло
    ветру в свист.
Мистер Петров
       пошел на Вест,
а мистер Каплан —
         на Ист.
Здесь, извольте видеть, «джаб» {188} ,
             а дома
                «цуп» да «цус» {189} .
С насыпи
     язык
       летит на полном пуске.
Скоро
   только очень образованный
               француз
будет
   кое-что
      соображать по-русски.
Горланит
    по этой Америке самой
стоязыкий
     народ-оголтец.
Уж если
    Одесса — Одесса-мама,
то Нью-Йорк —
       Одесса-отец.
1925