Примо Леви - «Я в Берлине. Сидоров»

Как только мы подлетели к побережью Голландии, люди на полях и дорогах и в садах с маленькими домиками стали неистово махать нам. Но только тогда, когда мы пролетели над Гаагой, мы поняли, что наш дар — поистине манна небесная для голландцев. Все дороги были запружены людьми, они махали флагами, простынями и всем, чем только могли. Крыши высоких домов казались черными — на них стояли приветствующие нас горожане. На одной барже мы заметили триколор, а через широкую крышу многоквартирного дома был натянут яркий оранжевый флаг.

Невозможно передать словами радость этих людей, когда огромные бомбардировщики один за другим открывали свои бомбовые отсеки и тысячи продовольственных бомб разлетались в воздухе, как конфетти, брошенные рукой великана. Все дороги, ведущие в Гаагу, были заполнены телегами, детскими колясками и велосипедами, казалось, все от мала до велика спешили сюда, чтобы не пропустить раздачу. К сожалению, из-за плохой погоды мы не успели это сделать к их воскресному ужину, но зато с каким энтузиазмом британские воздушные бакалейщики раздавали сегодня свой товар!

«Это лучшие бомбы, которые мы когда-либо сбрасывали», — сказал офицер воздушного флота Эллис, один из членов нашей бомбардировочной команды.

X. Г. Фрэнкс, агентство новостей Нидерландов

«Знаменитости» нацисткой Германии пополнили число военнопленных, захваченных союзниками. Среди них оказался и генерал Дитмар, прославившийся как комментатор немецкого радио и сдавшийся в плен вместе со своим сыном. И вот как теперь комментирует Дитмар эту войну.

Он был членом немецкого офицерского корпуса, о членах партии отзывается со страхом и презрением. «Гитлер, — сказал он, — никогда бы не допустил в управление вермахтом сильного человека. Как только начальник штаба начинал думать самостоятельно или проявлять какую-либо инициативу, Гитлер тут же вмешивался и стирал его в порошок!» Дитмар говорил, что он часто пытался обсудить эту ситуацию с Гудерианом, но тот в ответ твердил только: «Да, да, но вы же знаете о наших затруднениях».

О Гиммлере Дитмар отозвался так: «Девяносто процентов офицеров немецкой армии считали, что Гиммлер роет могилу вермахту. А остальные десять процентов — это молодняк, фанатичные дураки, их мнение можно не брать в расчет». В подтверждение своих слов он рассказал об Арденнской операции, проведенной Гитлером. Идея, по его словам, состояла в том, чтобы перейти Маас и двигаться на север, перекрыв таким образом все пути союзникам, находящимся за рекой. Но операция была очень плохо подготовлена, а во главе Шестой танковой армии СС — на нее в основном и рассчитывали — Гитлер поставил Зеппа Дитриха, и это было крайне неудачное решение. Сопротивление союзников оказалось упорным и хорошо организованным, и сломить его немцы не смогли. И когда фон Руднштедт пришел к Гитлеру доложить об этом и высказал предположение, что сейчас следует довольствоваться тем, что есть, и не возобновлять операцию, Гитлер пришел в ярость и отправил Руднштедта в отставку, выместив на нем всю злость за ошибки своей партии. И в итоге, сказал Дитмар, мы не только проиграли эту битву, но и растратили впустую те немногие силы, которые надо было беречь, чтобы использовать их в другом месте с большей пользой.

Поражение люфтваффе Дитмар также объясняет плохой подготовкой и недальновидностью партии, члены которой постоянно спорили о том, какие самолеты нужно запустить в производство в первую очередь, да так и не пришли к единому решению. В конце концов, Гитлер объявил о вотуме доверия среди летного состава. Результат был настолько не в его пользу, что радиопередачу официального комментатора пришлось снять с эфира.

«Только совсем недавно, — продолжал Дитмар, — немцы стали осознавать, что войну они проиграли. Всего несколько недель назад они искренне верили пропаганде и считали, что в худшем случае им придется заключить перемирие не на самых выгодных для них условиях».

Все, входящие «в ближайшее окружение», по словам Дитмара, прекрасно понимали, что самолеты, снаряды — «оружие возмездия» — своей аморальностью безусловно вызовут возмущение у большинства. Никто из них при этом не думал, что проект «оружие возмездия» остановит войну или заставит Британию выйти из нее, но они надеялись, что оно ослабит, в какой-то степени, военный потенциал британцев.

Когда разговор перешел на страшные злодеяния, творимые в концентрационных лагерях по всей Германии, у Дитмара перекосилось лицо. Теперь передо мной сидел подавленный горем старик. Через некоторое время он наконец высказал свою точку зрения. Офицерский корпус и вооруженные силы, по его мнению, не получали достаточно информации о том, что́ происходило на самом деле. Только когда Гиммлер созвал на встречу высокопоставленных генералов, чтобы как-то оправдаться за то, что происходило, у офицерского корпуса появились первые подозрения об истинном положении дел. Гиммлер сказал, что никогда ему еще не было так тяжело отдавать приказ, но необходимо придерживаться той же политики, и он приказал сам себе не отступать, из чего генералы заключили, что это решение исходит от самого Гитлера. Дитмар говорит, что генералы не имели права открыто выразить протест. Сфера влияния каждого из них была строго ограниченна, и при малейшей попытке сунуть нос не в свое дело проштрафившегося генерала тут же отправляли в отставку. Ответом генералов, как он утверждает, стало покушение 20 июля, к сожалению, провалившееся.