Сергей Решетнёв - Графика ночей

Звали зиму первую Светлана —
Вся была из снега и обмана.
Звали осень первую Татьяна —
Лодочка в объятьях океана.
А потом пришли весна и лето.
Как зовут? – Не расскажу секрета.
Леною была вторая осень —
Что отравлен, понял слишком поздно.
Третья осень – красная Татьяна —
Скорбный дом лекарства и кальяна.
И второй весной была Татьяна,
Приняла печаль, как тело ванна.
А второе лето было Викой —
Ягодой пьянящей, кошкой дикой.
Снова осень – и опять Татьяна —
Был удар коротким, острой – рана.
И второй зимой была Татьяна —
Всё вертелось в вихре из канкана.
Пятой осенью была подруга Даша,
Не осталось фотографий даже.
Третье лето назвалось Олесей,
Заколдованною, вечною невестой.
А четвертым Юлия приснилась,
Ничего у нас не получилось.
Пятым летом в дом вошла Светлана,
Сердце девичье, увы, непостоянно.
Яной стала мне шестая осень,
Ничего уже душа не просит.
И седьмая осень Таней стала.
Подняли меня со дна канала.

Она приедет через несколько минут,
И снова станет в мире всё иначе,
Часы словно минуты побегут,
А сердце засмеется, как заплачет.

Ну вот, уже подъехало такси,
А я стою, по-прежнему, в раздумье,
О, Господи! Спаси
Меня или мое благоразумье.

Я жду ее с желаньем и опаской,
Мне некуда и хочется бежать,
Тоска своей холодной лаской
Ночь заставляет в звезды целовать.

Я хочу быть месяцем июнем,
Месяцем расплывчатых надежд.
Пролететь, пройти, оставшись юным,
Словно утро солнечное свеж.

Я хочу быть месяцем сверкнувшим
Вдалеке, как лезвие реки,
Я для многих навсегда в минувшем,
Неосознанны дни счастья и легки.

Камешек достать со дна ручья,
Высохнет на солнце – потускнеет.
Но моя любовь еще ничья —
Спит со всеми, ласково всех греет.

Я хочу быть сонным, как трава,
И бескрайним, как поля гречихи,
Я хочу быть рыхлым, как земля,
И, как полдень деревенский, – тихим.

Быть хочу упрямым, как росток,
Вечно жить иль несколько веков,
Быть хочу, как красота жесток,
Милосердным, словно молоко.

К радости и свету я привык,
Так, как привыкает к ветке плод,
Но неумолимый проводник,
Молча меня к Осени ведет.

Не сметь кричать про то, что хочешь ты!
Пусть лопнут все подпруги и мосты!
Пусть ярость заливает кровью очи,
И сердце пьяное тоскою жить не хочет.
А хочется – фонтаном – в небеса,
Вонзится в Бога, как в плечо оса.
Оставить жало, и – в небытиё,
Сквозь вечность бросить голоса копье.
Нет. Замолчать. Все проглотить ключи.
Живым я вам не дамся, палачи.
Пройду сквозь боль и радость – напролом.
Поток и гордость – вот мой новый дом.
Я доберусь до самого предела.
О лишь бы жизнь лучиною не тлела.

Кризис чем-то напоминает каприз.
И на невидимый выходя карниз,
Не спешит душа почему-то ни вверх, ни вниз.
Ей, душе бы, всё дергаться, колебаться,
То лететь ей пухом, то тенью стлаться,
И пускай – не быть, но, хоть как, – казаться.
Ну, а я – коридорами, как по пищеводу рвота,
Из подземелья этого из этого города-грота.
Мои руки держат меня и не дают добраться
До какого-нибудь сюжетного поворота.
И я жду – незнамо чего,
И смотрю – не знаю куда.
Жду сезона дождей и большой воды,
Чтоб уплыть по течению навсегда.
Я не сплю ночами – медведь шатун.
Разговариваю с чайником – он известный лгун.
Вот и свет колеблется – гаснуть или нет.
Всё нелепица, и морали нет.

Я собрал тебе твои вещи
В пакеты, узлы, коробки,
Жалел, почему-то тещу,
И вкручивал штопор в пробки.

Я отвез тебе вещи,
Волос изменила оттенок,
И улыбались клещи,
Я гвозди тянул из стенок.

Халат твой, твоя сорочка,
Когда-то на этих гвоздях висели,
Теперь две глубоких точки.
А гвозди – в душе и в теле.

Ты еще развестись не успела,
Но колени уже развела.
Наша страсть словно плод перезрелый,
Где-то лопнула, где-то сползла.

Сок уже забродил и захмелился,
Чуть надавишь – и брызнет, стечет,
И язык, как хорошая мельница,
Нас в муку сладострастья столчет.

Твои руки раскинутся пламенем,
Чтоб потом легче свиться вокруг,
А душа моя станет пергаментом,
Откровений твоих и заслуг.