Сергей Решетнёв - Графика ночей

Это кризис среднего возраста.
Или это синдром не исполнившейся мечты.
Словно медведь гризли,
Надежда разбужена посреди зимы.
Кто-то увидит лето,
Но это буду, увы, не я.
Не то Актеон, не спутник я Одиссея,
То ли олень, то ли свинья.
И, когда я иду в толпе,
Мой зрачок
Отражает то рожки, то пятачок,
Так что в этом смысле
Трудно сказать, что я одинок.
Нет, понимаешь, уткнувшись в душевную муть,
Прошлого не вернуть.
А будущее – не достать.
Так и хочется убежать,
Но куда убежишь дальше провинции?
Только осталось спиться.
Но потеря лица, появление хвостика —
Это всё тоже не так-то просто.
Душа не разбивается враз
Ни копытом, ни каблуком,
От боли вздрагиваешь, как будто
Где-то внутри тебя грянул гром.
Смерть не то чтобы строит глазки,
Но играет в гляделки.
И все позывы, желания до того уж мелки,
Что хочется их затолкать обратно в небытиё.

Один мой друг вернулся из Чечни.
И он теперь не знает: как же жить.
Всем тем, чем дорожили там они,
Тем больше здесь не надо дорожить.
Что плакать, что стенать,
Работать надо, надо умирать.
Холодным стоиком смотреть в ночную мглу,
И знать – сегодня, завтра – я умру.
Тяжёлый дух спустился с диких гор,
И хлещет в памяти холодных слов укор,
Печаль ангиной горло обложила,
И бьётся под ребром дурная жила.
Бездарных жизней нет, бездарно их прочтенье.
О, без творца, несчастное творенье.

Как много здесь предательств, Боже, Боже!
А верность? Верность, милый мой, ха-ха, хо-хо!
Тут верность продаётся подороже
Наивности, и жить с ней не легко.
Неверен лист, что ветку покидает,
Неверен свет, что за гору уйдёт,
И каждая рука, что приласкает,
Потом, быть может, рану нанесёт.
Кипит во мне работа верной смерти,
А кто виновник? Не моё ли тело?
Душа эскизы будущего чертит,
Чтоб их потом отбросить так же смело.
Кто тот же, кем он был и в пять и в двадцать?
Кто сохранил былую благодать?
И никому из нас не оправдаться,
Себе мы позволяем предавать.
В сравненье с этим, что неверность другу!?
Нет больше долга, всё решают цены.
Я выбором всегда был загнан в угол,
Поскольку он возможностям – измена.

Слякоть сладко целовала туфли,
Падал снег, как сахар, в чай ночной.
Обходили лужи, словно чувства,
Говорили о других с тобой.

И такси так шинами шуршали,
Будто жарил кто яичницу во тьме.
Мы еще до жизни потеряли,
Ты и я, друг друга на Земле.

А теперь нашли, но чтоб узнать
Нам необходима эта ночь.
Падал снег, чтобы водою стать,
Падал свет, чтоб превратится в дочь.

Гроздья звезд. Вселенная во тьме.
Гроздья звезд, как капли на кустах.
И в твоих бриллиантовых глазах
Дождь идет. Идет по всей земле.

Капли на кустах, кровь на игле,
Острый приступ чувства красоты.
Пар воздушный нежен, как цветы,
Снег на ветви лег, как в феврале.

Мы полгорода с тобой прошли вдвоем,
Но не стали более близки.
Главные слова так велики,
Мы их просто не произнесем.

Словно груши окна золотые,
Кружится, как хлопья, разговор.
Счастье это тоже приговор,
Он приходит с неба, как стихия.

Можно так любить пламя.
Можно так любить знамя.
Можно так любить чистый лист.
Но, разве можно, так любить женщину?
Она сказала:
«Я хочу быть вещью, или, вернее,
Быть одной из твоих вещей».
Ты не знаешь, сколько ночей
Я закатал в бумажные шарики
И бросил их в пламя.
У меня слишком мягкая память,
Из нее вымываются годы.
Я не помню теперь погоды
В те дни, когда у судьбы
Менялось отчетливо настроение.
Но тебя не забыть, ты – мое продолжение,
Ты – моя память, и даже, в чем-то, воображение.

Наша любовь черна,
Чернее, чем чернозем.
С красным вином окна
Угольно-черный дом.

Наша любовь грешна
Темным нутром колодца,
Каждая страсть до дна
В черную глотку льется.

Наша любовь черна,
Чернее чумных ворон.
Наша любовь одна
Глубже, чем мертвых сон.