Константин Бальмонт: Океания

Солнце создал Гром. Сказал:
«Будь!» И прочь прогрохотал.
Солнце — светлая жена,
Громом в бурю создана.

Две ноги всего ей дал.
А ходить ей приказал.
Две ноги, и много рук.
Видишь, сколько их вокруг.

«От зари и до зари»,
Солнцу Гром сказал, «гори!»
От зари и до другой
Солнце ходит над Землей.

Ночь. Работа свершена.
Хочет есть и пить она.
В Землю спустится, в туман,
Корни есть и игуан.

В Море спустится и пьет.
Морем черным Ночь течет.
Солнце с Громом в Море спят.
Завтра будет гром и град.

Когда Окэрка родилась,
На Небе был Восточный час.
И распустился там цветок,
Он называется — Восток.

Пошла гулять. Идет. Плывет.
Прошла весь синий Небосвод.
Вдруг видит жаром полный сад.
Он называется — Закат.

В саду глядела на цветы,
И захотела темноты.
Нырнула в Море, скрылась прочь.
Зовут то Море в мире — Ночь.

«А где же первый мой цветок?»
Окэрка снова на Восток.
И новый цвет блестит, горя.
Он называется — Заря.

Когда в седые времена
Не загорались, как теперь,
В выси ни Солнце, ни Луна,
Был человек, и был он зверь.

Он жил. Он умер. Погребли.
Уж минул год. Вдруг он встает.
Как юный отрок из земли.
И прямо — в быстрый хоровод.

Бежать в испуге — все кругом.
«Не бойтесь!» крикнул: «Будет час,
Я снова буду мертвецом,
Но жив, я жив на этот раз».

«Не бойтесь. Будем длить игру.
И будем в плясках и в цветах.
Когда же снова я помру,
Светло воскресну в Небесах».

Кто не послушался его,
Тот так и умер в тот же час.
А отчего? Да оттого,
Что в плясках час торопит нас.

А сам он вырос, жил и жил.
Когда ж он умер раз, с весной,
Он в свите вспыхнувших светил
На синем Небе стал Луной.

И вновь к нему приходит смерть,
И вновь, как в звонах нежных струн,
Взнеся свой тонкий серп на твердь,
Живет он жизнью юных лун.

Когда ж в ночах поет вода,
Но наш его не видит взгляд,
С двумя он женами тогда;
В стране, зовущейся — Закат.

Когда скончались племена,
Что были звери здесь и птицы,
Тогда ущербная Луна
Ждала совета от Зарницы.

Когда скончались племена,
Что были птицы здесь и звери,
Вмиг стала звездной вышина,
Чтоб в мире не было потери.

И вон — созвездие Орла,
И вон — созвездье зоркой Рыси,
Вся степь небесная светла,
Покрыты душами все выси.

А та звезда, чей яркий сон —
Меж малых звезд в узоре тесном,
То Ворон, Черный, это он,
Со свитой жен, в пути небесном.

Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Ел, любя.
Коль теперь дать себя,
Ты вкусна,
Будет есть, ты на вкус так нежна.
Свежий мед
Будет есть, будет пить,
Обоймет,
Будет пить,
И любить.
А себя
Не отдашь ты теперь,
Жить скорбя
Будешь тускло, — о, верь.
Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Сжал, любя.

Роно-Акуа в Гавайях зеленых,
В древние дни, над морской глубиной,
Жил на полянах, бродил и на склонах,
Вместе с своею красивой женой.
Каики-Рани-Иари-Опуна.
Так называлась владычица грез.
Дом их — скала. Над кипеньем буруна.
Некто однажды взошел на утес.
Голос раздался к владычице Рано:
«Каики-Рани, шлет милый — привет.
Мужа оставь. И красивое лоно
Милому дай. С ним разлучности — нет».
Рано, услышав притворные речи,
Схвачен безумьем, супругу убил.
Долго искал с ненавистником встречи,
Плакал о нежной, с кем счастлив он был.
Все он, безумный, избегал Гавайи,
Бешено бился со встречным любым,
Встречных избил он огромные стаи.
Люди дивились «Он Злым одержим!»
Рано ответствовал: «Да, я безумный,
Но любовь моя к ней велика.
Ибо в тиши, и над бездною шумной,
Вижу ее, но она далека».
Игры устроив, в поминки желанной,
Рано промолвив «Прощайте» друзьям,
В море пустился в пироге трехгранной,
К дальним, к туманным, к безвестным краям.
Все ж возвестил он из бездны кипучей:
«Я возвращусь, как пройдут времена,
Будет пирогой мне остров плавучий,
Там будут ветви — цветы — тишина».

Мертв мой владыка и друг,
Мой друг в дни голодные, в час темноты.
Мой друг в дни, когда все иссохло вокруг,
Мой друг в долгий час нищеты,
Мой друг в дождь и ветер, и в солнце, и в зной,
Мой друг в горной стуже, на злой вышине,
Мой друг в град бичующий, в вихрь круговой,
Мой друг в тишине,
Мой друг в переменах восьми морей.
Мой друг, мой угадчик. Беда мне, беда!
Мой друг отошел, друг всей жизни моей.
Уж он не придет, никогда.