Натан Альтерман - Серебряное блюдо

Утро в день перешло. Вот и вечер настал.
Очи Смита пронзают меня как кинжал.
Я в отчаянья бегаю,
То одна, то с коллегою,
И тоска мое сердце щемит и томит.
О, что сталось со мной, объясни, сарджент Смит?

И сказал сарджент Смит:
«Постыдись неудачи!
Ты забыла сноровку — или долг свой собачий!»

Что ни слово — то нож!
Меня бросило в дрожь.
Став на задние лапы,
Я крикнула: Ложь!

Сарджент Смит, ты забыл,
Как военной тропой
От Калэ и до Рейна
Шла я вместе с тобой?

Как ползла сквозь огонь, не щадя своей жизни,
И как верой и правдой служила отчизне?

Там я знала свой долг.
Я тогда ощущала
Только запах металла,
Металла,
Металла!

Но теперь, сарджент Смит — жуть и дрожь в моих лапах,
Потому, что другойздесь я чувствую запах.

Пахнет здесь не металлом, а гниющей империей
И британским народом, обманувшим доверие,
И трусливым правительством, вечно бьющим отбой
И глумящимся, Смит, надо мной и тобой.

Пахнет здесь дипломатами, игроками прожженными,
Что торгуют на рынках святыми знаменами
И священною кровью героев войны —
И смеются над долгом, что жертвам должны.

И я чую, полна и стыда и тревоги,
Смрадный запах конца этой жалкой дороги.
От всей мощи Империи не останется знака…
Знать, недаром так воет в ее стенах собака.

Так истошный мой вой
Лился ночью глухой.
Побелевший как мел,
Смит в глаза мне глядел.

Он схватил револьвер… Быстрый выстрел — и промах…
В ту минуту там не было
ни чужих, ни знакомых.
И никто не видал этой вспышки огня.
И никто не слыхал. Ни его. Ни меня.

Рассвело. Мы убрались с пустыми руками.
А сегодняшней ночью буду выть я в Рухаме [11] Рухама — кибуц на юге. Там произошла облава 28-го августа. .

Ночь ясна. Рощи гор шелестят
Под двурогой ущербной луной.
И арабские звезды блестят
В вышине над арабской страной.

Серп луны еще тонок и куц,
Но рой звезд, не скупяся на труд,
Льет сиянье на город Иль-Кудс [12] Иль-Кудс — арабское название Иерусалима. ,
Где когда-то жил Малек Дауд [13] Малек Дауд — царь Давид. .

Звезды будят мерцаньем своим
Иль-Халиль [14] Иль-Халиль — город Хеврон. , погруженный во мрак,
Где схоронен отец Ибраг‘им [15] Ибрагим — Авраам. ,
Тот, чей сын был хаваджа Исхак [16] Хаваджа Исхак — господин Исаак. .

А оттуда спешат они вглубь —
Красить золотом зеркало вод
Той реки Иль-Урдун [17] Иль-Урдун — река Иордан. , где Якуб [18] Якуб — Иаков.
Переправился с посохом вброд.

Ночь ясна. Все полно тишины.
Звезды ярко горят в вышине
Над горами арабской страны,
Что узрел Наби Муса [19] Наби Муса — пророк Моисей. извне.

С незапамятных дней насаждался и рос
Лес памфлетов и книг
Про «еврейский вопрос».

На ту вечную тему
И писать-то уж не о чем:
Объясняли проблему
И ученым и неучам;
Объясняли читателям —
И врагам и приятелям;
Со всем пылом печатного и словесного пороха
Объясняли и Герцль, и Пинскер, и Борохов [21] Герцль — Пинскер — Борохов — идеологические основоположники сионизма. .

Объясняли речами, всему свету знакомыми,
А враги, в промежутках, объясняли погромами,
И огнем, и мечом, и ножом, и дубиной —
(Не вместить и в страницу тот перечень длинный).

И поборники правды на решающем форуме
Выражали сочувствие дружелюбными взорами,
И внимали ораторам, и кивали сердечно:
Понимаем, друзья,
Понимаем,
Конечно!

Да, евреи народ, а не секта. Как свеж еще
Тот жестокий урок, что им нужно убежище!
Их рассеянье было несчастье и грех.
Надо дать им все то, что давно есть у всех:
Территорию, власть, представительство в мире…
Ясно раз навсегда! Как два на-два — четыре!