Натан Альтерман - Серебряное блюдо

…И с тех пор отшумели года и теории,
Но тот радостный клич старика
Все жужжит и жужжит в оба уха истории
И как дятел, долбит неустанно века.

И герой не один зарывался:
— Все ясно!
Мне взметнуть этот мир иль в могилу сойти! —
Находил рычаги, но трудился напрасно,
Так как точку опоры не мог он найти.

Ночью в Мюнхене
В грязной пивной с рукомойником.
Собралась стая разбойников
И сидела, пивцо попивая спокойненько.

А к утру куцеусый разбойник встал
И сказал хромоногому другу: — К действию!
Наш рычаг установлен,
Гляди — красота.
Ну а точка опоры в нем — точка еврейская!

И пошло, завертелось — и в глаз, и в бровь…
Зубоскалы под флагами перли, рыча…
И еврейская кровь была первая кровь,
Оросившая этот рычаг…

А земля демократов терпеньем сильна:
— Не волнуйтесь, державы и страны,
Это частный рычаг, и лишь точка одна
Истекает кровью из раны.

И, наглея, смелел куцеусый бандит,
И кудахтала громче хромоногая квочка.
И не поняли те, кто давал им кредит,
Что еврейская точка, несясь впереди,
Это есть Архимедова точка.

Размахнувшись,
Рубила рука рычага —
И чернели пейзажи от орд врага…
Чехи, помните, были вначале,
А за ними Варшава — смятенье и смерть…
И заплакали дети, и матери замолчали.
Демократы без толка метались, дрожали,
И рыдал в темноте седой Архимед…

Вдруг —
Никто не успел осмыслить явления —
Началось
Светопреставление…

Начинается это всегда с замешательства,
С мелочей и с политики невмешательства;
С безграмотности очень парламентарной
В законах физики элементарной
С блюдолизов, ханжей в идейных зевак.
И с незнания, что же такое рычаг;
Начинается это с людишек, которым
Расплатиться придется за кровь и за горе;
Начинается это…
Но, если угодно,
Это все не закончилось даже сегодня!..

Заключаются пакты. И все тверже и тверже
Раздаются повсюду, куда ни смотри,
Голоса дипломатов: «есть шанс, что задержим
Мировую войну номер три!»

Это есть безусловно отраднейший факт,
Что хотят задержать этот гибельный акт.

И приятно, что можно войну избежать —
Но, по логике, если так многи
Заявленья о шансах ее задержать —
То она уже, значит, в дороге.

Коль земля не изменит свой вид, то она
Обладает немалыми шансами
Демонстрировать фильм «мировая война»
Без антрактов
между сеансами.

Так, в течение лет, сам себя укокошит
В этой серии войн человеческий род.
И лишь где-нибудь там, в дебрях леса, быть-может,
Уцелеет один готтентот.

Но и он (хоть один, вместо тысяч и сотен)
Будет тешиться копьями, как в старину;
И повздорит с собой — и рассердится «готтен»,
И объявит он «тоту» мировую войну.

Это будет последняя битва на свете.
Взвоет лес. Но не будет уже никого,
Чтоб спасти в роковые мгновения эти
Человека последнего — от себя самого.

Взвесив шансы на мир, отмечаем с печалью,
Что единственный вывод покамест лишь тот:
Если мир будет жить готтентотской моралью,
От него уцелеет только тот готтентот.

В Сенегалии дальней,
Среди рос и грез,
Сенегалец-парнишка,
Рос и рос.
Прыгал с пальм,
Кувыркался в волне сенегальной. —
Ох, прохладна ж вода в Сенегалии дальней!

Потом появился чиновник хозяйский
И веревкой скрутил его сенегальской.

Затем он, рабом на плантациях, массово
Паковал и грузил плоды ананасовы,
А когда обессилел — удрал:
— Знай нас они!

Потом он бичем был избит и разжалован, —
И длинны же до жути бичи сенегаловы.

А затем, когда в бойне захлебнулись народы,
Он был призван спасать
Мир любви и свободы…

Греб в дыму в огне он, бесстрашно суров.
Его черные губы цедили кровь.
В субтропическом шлеме,
Сквозь смерти сугробы,
Он шагал, защищая свободу Европы.
И ему объясняли что надо сметь,
Что во имя культуры он примет смерть.
И, когда прекратилась взрывов халтура,
Он понял:
Она спасена — культура.