Леонид Кузнецов: Прощай, Чукотка!

Как дотащила не помнит сама.
Словно в кошмарном сне
Жуткая тяжесть, холод и тьма.
Орден бы дать жене!

К счастью, по рации вызов прошел.
Будет бригада врачей!
Только бы кровью не изошел.
Пришла бы помощь скорей.

Время прошло, летит вертолет.
Будет Андрюха жить!
Таких как он и смерть не берет,
Песню б о нем сложить!

Песню о нем, о его жене,
О той, что его спасла,
Но песни слагать не по силам мне,
Лишь рифма на ум пришла.

Солнце плавает в тумане,
Раскалённый красный шар.
По грибы порою ранней
В лес идут и млад, и стар.

Лес едва ещё проснулся,
Мягкий мох, хвои ковёр.
А над головой сомкнулся
Из зелёных крон шатёр.

От земли туман поднялся,
Снизу чисто и светло,
За макушки он цеплялся,
Но и это не спасло:

Солнце силу набирая,
Разогнало без следа,
И роса уж подсыхает,
В роднике журчит вода.

Между валунов замшелых
Бьётся чистая струя,
Вот на гарях застарелых
На маслят наткнулся я.

Вдоль валежин, вниз по склону
Встали пуговками в ряд,
В моховом ковре зелёном
Шляпки мокрые блестят.

Дальше в бор ведёт дорожка,
Вереск, молодняк густой,
Вот стоит на крепкой ножке
Он – красавец боровой.

Влажной шляпкой шоколадной
Веточку он приподнял,
В белом мху такой нарядный,
Что я даже шляпу снял.

Первый белый в это лето,
Тихой радостью свечусь.
Многим непонятно это.
Я ж усмешек не боюсь!

Хозяин хутора держал двух кобелей,
Те на цепях хозяйство охраняли
И никогда за время жизни всей
Свободы, воли бедные не знали.

Их будки в разных находились сторонах,
Они почти друг друга не видали,
За совесть сторожили, не за страх.
Всегда «дуэтом» лаять начинали.

Хозяин очень был жестокий человек,
И верных псов держал он в чёрном теле,
И скудный сокращал собачий век:
Частенько палкой бил, кормил же еле-еле.

С цепи сорвался как-то молодой кобель,
Он против старого и рослый был, и сильный.
От счастья обалдел, пьянит свободы хмель.
Он по двору летит и по дороге пыльной.

Скорей в деревню, дурень, убегай.
Иль в лес, иль на реку: там радостей немало,
А он сенной лишь обежал сарай
И мимо старого, тому ж обидно стало.

Рванулся старый, тоже цепь порвал,
Тут началась грызня, резня и свалка…
И долго их хозяин разнимал,
А помогла ему все та же палка…

В крови израненных по будкам их развел,
И вот лежат они и лижут раны.
Свободы миг лишь к драке их привел,
Чего делили, бедные болваны?

Как часто мы себе во вред
Поступки глупые ужасно совершаем.
Спроси, и дать не сможем мы ответ,
Чем думаем мы, чем соображаем?

Плывем мы с Чауна в Певек, домой.
Две бочки рыбы в лодке, невода,
Еще мотор «на случай» запасной.
Загрузочка, короче, хоть куда!

Из устья вышли, курс на «Турырыв»,
Прошли лишь бары «северяк» сорвался,
Вот закрывает уж туман обрыв,
Шторм на глазах буквально разыгрался.

Вцепившись в руль, на самом дне сижу,
Так меньше шанс у нас перевернуться.
На море я с тревогою гляжу,
Назад уже не можем мы вернуться.

На баре нас волной перевернет,
Там волны как норовистые кони.
И остается только плыть вперед,
Авось, Нептун к нам будет благосклонен.

Ты крепишь тент, озябшею рукой,
Иначе нам от брызг не увернуться,
Да, кажется, попали мы с тобой,
И пальцы у тебя уже не гнуться.

То в яму падаем, то лезем на волну,
То хлюпает, то воет наш мотор.
Невиден берег сквозь туман и мглу,
Но со стихией продолжаем спор!

Туман надвинулся, лишь видно три гребня.
На них с шипеньем пена закипает.
Спаси же, Господи, и сына, и меня!
Он мал еще, не все он понимает.

Куда плывем? И кто направит нас?
За мысом только сможем мы укрыться,
И вспомнил я про старенький компа̀с,
Он с запчастями в ящике хранится.

Скорей достал и к стойке прикрепил.
И словно бы прозрел среди тумана,
И к мысу наш «Прогресс» поплыл,
Ведь карта в голове у капитана.

Так час прошел и вот он Турырыв.
Из серой мглы внезапно показался
И защитил он нас, собой прикрыв.
Он, к счастью, очень близко оказался.