Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Да, одного отнял Чернобыль,
Второго взял Афганистан.
На кладбище в могиле оба.
А третий выпивохой стал.
Такая уж жена досталась.
Будь поприветливее малость,
Быть может, и не стал бы пить,
На жён бы надобно учить.

Таких историй знал он много,
В которых не обида, – боль,
Их превратить в рассказы мог он,
Считая долгом пред собой
Их сохранить для поколений.
Он их записывал без лени.
В работе этой видя цель,
Он стать писателем хотел.

Не с тем, чтоб, Чацкому подобно,
Пороки в людях бичевать
И с боевым задором злобным
По—донкихотски воевать
С тем, в людях что неистребимо.
Считал он, что необходимо
Всем должное за всё воздать.
Притом, понять и сострадать.

Литературой в виде хобби
От скуки Павел занялся,
Читал, от дел отвлечься чтобы,
Потом пытался сам писать.
В немецких старых книгах рылся,
Где опыт магии хранился,
Те, что хозяйка берегла,
Но дать на время, всё ж смогла.

И очень странные ты книги
Мог видеть на его столе:
Из мифов, магий и религий
Намешанное крем-брюле.
Какой-то сор, и всё навалом…
Но как в поэзии бывало,
Из мусора стихи растут,
С Мариной я согласен тут.

И внутренне он изменился,
Над фолиантами трудясь.
Напрасно он меж строк учился
Явлений мира видеть связь.
Собрать мозаику не мог он
Из фактов, и как будто в кокон
В науки погрузился он,
Мечтая свой открыть закон.

Теорией единой поля
Он бредил, но потом остыл.
Он понял, что есть в мире воля,
Что правит сочетаньем сил.
Стремясь, как мог, сей мир принять,
Он ей покорно подчинился,
С несправедливостью смирился,
Чтоб с сердца груз тяжёлый снять.

Но к знаньям страсть не утолил он,
И тайны жизни не постиг.
Его бездействие томило:
Суть жизни не узнать из книг.
Что толку – знать строенье мира?
Ведь все теории эфира,
Пока не взял ты своего,
Увы! Не стоят ничего.

О, юность, юность, часто ты наивна,
И очень часто – простота сама.
Порой не видишь то, что очевидно,
Иль видишь аберрацию ума.
Теперь, когда свой опыт вспоминаю,
Я всё ясней и чётче понимаю:
Легко оценкам верим и словам
Мы в юности лишь тем, что лестны нам.

Стремиться людям в юности пристало
Все в мире ощущения познать,
И всё равно им кажется всё мало.
Романтикой мы это свойство звать
Привыкли, и повсюду в мире дети
С творения, вовеки всех веков
Стремятся всё попробовать на свете.
Смысл жизни в годы юности таков.

И потому в огромный мир манило
Его, и дома был он как в тюрьме.
В окошко глядя, думал он уныло,
Что жизнь пройдёт вот так без перемен.
И был в мечтах волшебным мир за дверью,
И вряд ли в те мечты теперь он верит,
Но, может, вспомнив сласть её и стыд,
О юности потерянной грустит.

И думает порой: О Юность! Где ты?
Уж радости всё выпито вино,
Мечты и сны в стакане жизни этой —
Лишь мутное белеющее дно.
Как будто тёмный дол, покрытый сном,
Сухой остаток, дно под белой пылью,
Но если стоящее что-то в жизни было,
То, может быть, оно там в белом, в нём…»

Намного зрелость юности разумней,
Ей сумасбродство страсти не дано,
Хотя в водовороте жизни шумной,
Как правило, залог побед оно.
И умудрённой зрелости, конечно,
Смириться надо с тем, что так беспечна,
Глупа, смешлива юность и резва.
Да, зрелость – и серьёзна, и трезва,

Но думаю, что, всё же, ей негоже,
Хоть в мире так давно заведено,
Ворчать на неразумность молодёжи.
Нам средь крестов не скоро суждено
Безрадостное справить новоселье,
И зрелость – безграничное веселье
Почувствует, хотя б на время пусть,
А юность ощутит заботы грусть.

Так зрелый муж, хлебнув чуть-чуть вина,
Хотел бы в жизни всё сменить на время.
Пусть пляшет зрелость, сбросив знаний бремя,
А юность? Что-там хмурится она?
Проходит в мире всё, и что грустить нам?
Пусть им сейчас обеим будет стыдно,
Что каждая в свой собственный черёд,
Одна в другой себя не узнаёт.

О будущем, паря в мечтах как прежде,
Давно наш Павел уж не говорит.
Из смутно замаячившей надежды
Кумира он себе не сотворит.
Смешны ему былые вожделенья,
Нелепы подвиги преодоленья,
И юность без улыбки светлой он
Давно не вспоминает словно сон,

А сколько юность знает искушений!
Всё новое для юношей магнит.
Тьма незнакомых новых ощущений
Всё в мире перепробовать манит.
Ценил когда-то Павел мненье света,
А не спокойствие анахорета,
Конечно же, для умудрённых лет
Уж ничего на свете лучше нет