Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Какую роль он тут играет?
А в том, чем близок нам и мил,
Не нас ли он напоминает,
Не нас ли чем-то повторил?
Геройство сходно с лицедейством:
Служить Добру или Злодейству
На сцену вызвали его —
Герой не ведает того.

Но наш герой – не злобный гений,
Решивший Землю покорить.
Умён и добр он, нет сомнений,
Способен мыслить и творить.
В него и верю словно в Бога,
Чудес в моей поэме много,
Герой мой – феномен, но он,
Конечно ж, не изобретён,

А прямо мной из жизни взят он.
Фантазия всегда бледней
Реальности. Вот та богата.
И сказка не сравнится с ней.
Во всём есть тьма ограничений,
И в том источник приключений.
Хоть многое свершить бы мог,
Всё ж человек он, а не Бог.

А в чём причина феноменов?
Что нас, как будто ветер – пух,
К успеху гонит неизменно?
Что, если не свободный дух?
Так, может, вместо вечной веры
В хозяина небесной сферы
Взять и увериться в себе,
В своей божественной судьбе?

В себе узнав сверхчеловека,
Что духом вечен словно Бог.
Кто сам себе и яд, и лекарь,
Кто уподобиться бы мог
Богам и в мыслях, и в поступках.
Не сделав ни одной уступки
Дурной природе, и судьбой
Вертел бы, став самим собой.

Так знай, в себя нам верить лучше,
Как в Магомета иль Христа.
Любой из нас – лишь частный случай
Мятущегося Божества.
Когда себя мы Богом мерим,
Притом, в себя как в Бога верим,
Или когда в нас верят так,
Сверхчеловеком стать пустяк.

Я понимаю: как примеры,
Нудны святые и скучны.
Как схемы, коим мы не верим,
Что в житиях заключены.
Отчаянным мы подражаем,
Но мучеников уважаем,
Хоть мучиться мы не хотим,
Мы всё ж, готовы верить им.

Таланты есть среди великих,
А также и среди простых,
Средь просвещённых и средь диких,
Средь грешников и средь святых.
Мир мудрых мыслей им как Мекка.
Но звания сверхчеловека
Достоин тот лишь человек,
Что к совершенству шёл весь век.

Таков герой. Когда бы все мы
Вдруг получили от небес
Любви к нам Бога дар бесценный —
Талант – источник всех чудес,
И против Зла объединились,
Тогда б судьба Земли решилась.
И стал всем править, наконец,
Не разрушитель, а творец.

Будь Павел прост и примитивен,
Кто б стал сочувствовать ему?
Пусть даже если не противен,
Вот если бы попал в тюрьму,
Или калекой стал несчастным,
Он вызвал бы у нас участье,
Потом бы пусть разбогател
И нашу радость вызвал тем,

Что справедливость существует,
Враги наказаны сполна!
Добро как в сказке торжествует,
И наш герой приятен нам.
Как жизнь богата на сюжеты!
Я благодарен ей за это.
Поэмы пишут и для дам,
А те не могут жить без драм.

Итак, он был широкоплечим
И светлоглазым, и большим,
Наивностью хоть не отмечен,
Идеализмом всё ж грешил,
И поклонялся только Битлам.
А толпы называл он быдлом.
Под глазом лёгкий тик имел,
Кур и свинину он не ел,

Свинью считал он с обезьяной
За прародителей людей,
И в человеческих изъянах
Винил природу пары сей,
Считая род людской химерой,
Ну, как кентавра, для примера,
Иль сфинкса, что в песках лежит
И знает, кто и с кем прижит.

А куры? С детским впечатленьем
Он так запомнил петушка,
Что бегал по задворкам тенью,
Хотя отрублена башка.
И впечатлительной натуре
Старушка древняя культуру
Напрасно силилась привить,
Уча во всём примером быть,

Внушая, что кровей он царских.
Породистый он вид имел,
Хоть не носил усов гусарских,
Да и ценить себя умел,
Знал из семейного преданья:
Его пра-пра-прабабка Таня
Из дев полянинских была
И родословную вела

От самой милой из безбожниц…
Имели первые цари
Как и Владимир – князь, наложниц.
В Поляну, бросив третий Рим,
Царь Пётр наведывался к девам
Пленяться песен их напевом,
Их любоваться наготой
И бесподобной красотой,

Да предаваться развлеченьям.
Клянусь, не устояли б вы
Перед диковинным влеченьем
Искусных баловниц любви.
А как они играли в жмурки,
Из рук выскальзывая юрко
И хитроумно, и умно
В Купалу ночью за гумном!

Когда сам царь, отстав от свиты,
Нагих девиц впотьмах искал
Цветов гирляндами увитых,
Схватив, их гибкий стан ласкал,
Чтоб среди дев, на нимф похожих,
Найти по аромату кожи,
По вкусу губ и форме тел
Ту, что он больше всех хотел.