Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Я вижу в них Поэзии атлантов
C душой кристально чистой и талантом,
Открытьями их преисполнен стих.
А вот и он, Поэт, один из них.
Хотя и не «укушен он пчелою
Печали», муки и страданья злою,
Но всё же мне он под руку попал,
И так для духа медиумом стал.

Я жив, покуда в мире есть поэты.
Средь них я руку верную найдя,
Вожу ей по листу, на всё на свете
Словно глазами новыми глядя.
И как удачно это всё сложилось,
Быть может, в этом скрыта божья милость,
Что медиум мой так влюблён в мой слог,
И, значит, как и я писать бы мог.

Давно мой вечный дух незримо бродит
Среди поэтов разных по земле
И в их сердцах приют себе находит.
Как будто ветер уголья в золе
Он души их порой воспламеняет.
Порой и мысли их он направляет,
А с ними руку, пишущую стих,
Но выбирает всё же он из них

Того лишь только, кто его достоин,
Того, кто русских слов ларец открыв,
Увидеть может в сложности простое
И вечное сквозь призму ясных рифм.
И в громком шуме мира шёпот свыше,
Кто, как и я когда-то, ясно слышит,
Настроенный на стих как камертон,
Вот, наконец-то, вижу- это он…

Вот я и тут, в его вселившись душу,
Я вновь в котёл мирских страстей попал,
Мне, духу вечному, сей опыт нужен.
Поэту ж сильным потрясеньем стал
Приход мой, и в своём воображенье
Он словно пережил преображенье.
Теперь в душе он – Пушкинъ, то есть я.
Итак, я ожил в нём, мои друзья.

Его душа с моей соединилась,
Слова эпох в одном потоке слились.
Я вовсе не смущаюсь от того,
Что мне в уста, так же как я в его
Свои слова, идеи, рассужденья
Непроизвольно без предупрежденья
Вложить в строке порою смеет он.
Ведь в этом весь слиянья душ закон.

Я вижу снова город в дельте Волги,
Что русский уж почти полтыс’чи лет,
Его глазами. Там, где не был долго,
Годов прошедших словно бы и нет.
Тут как мечи златые, с солнцем споря,
Виднеются вдали кресты соборов,
А над тремя мечетями, подряд
Как сабли полумесяцы горят.

Тут взгляд манит палитрою осенней
Косых заборов дикий виноград.
Уже деревья-великаны землю
Своим червонным золотом мостят.
То тут, то там вздымаются хоромы,
И сонный мир таинствен и огромен.
И так же праздник в воздухе разлит,
И праздность словно дух над всем царит.

Недалеко канал в лучах искрится,
На крыши смотрит солнце свысока,
Тут в зеркало воды глядятся птицы
И белые как вата облака.
Вот вижу дом, как буква Г, в котором
Служенье близким людям, разговоры,
Но если не считать часов, когда
Опять душа готова для труда.

Дом тихий словно прячется от сглаза,
И нарушает только лишь один
В тиши полуденный призыв к намазу
Спокойствие татарской слободы.
И в этом доме, где бывал Селенский**
(вот балагур!), живёт сейчас вселенский,
В том у меня совсем сомнений нет,
Но астраханский, всё-таки, поэт.

Я помню этот старый город южный
И с минаретов муэдзинов крик,
Татар-базара шум и гам натужный,
Рядов гортанный рыночный язык.
И белый кремль с зубчатою стеною,
И Волгу-реку с вольною волною,
Широких жарких улиц сушь и пыль,
И южной степи высохшей ковыль.

Я побывал инкогнито когда-то
В сем городе, ел чёрную икру,
Вкушал плоды земли в садах богатых
Суворовских, смотрел из лож игру
В театре драмы, коему ровесник,
Притом, листал, дремля, губернский вестник,
Успенский посещал в кремле собор,
И в праздники церковный слушал хор.

Ещё в архивах рылся я губернских,
Ища про войско Пугачёва весть,
Бывал два раза на обедах земских,
Не мог лишь только оказать я честь
Губернской властью облечённым лицам,
На бал, назвавшись Пушкиным, явиться,
Или в собрании стишком блеснуть,
Иль за девицей модной ухлестнуть.

Без бакенбард, едва себе бородку
С усами Дон Хуана отрастил,
Наняв рыбацкую в лабазе лодку,
В селе приволжском пару дней гостил.
Я там ухи попробовал ловецкой,
Ловцов дивился силе молодецкой,
С ватагой шумной выловив с утра
Длиной с телегу чудо-осетра.

Царь – рыбы, солнцем вяленой, отведал,
Что волгари назвали балыком,
Икры вкусил ястычной за обедом,
Знакомясь так с татарским языком,
Который блюдам дал названья эти,
Вкуснее ничего на белом свете,
Хотя и на больших пирах сидел,
Признаться честно, сроду я не ел.