Хочешь, я напишу тебе самый нежный
Из своих же стихов?..
Будда учил: не привязывайся,
Ибо не навсегда.
Надо распечатать эту фразу
В формате А2.
И на самое видное место,
Чтоб впивалась в глаза.
Может хотя бы тогда
Я не буду думать,
Важна ли я,
Нужна ли я,
Ненормальная.
Может тогда…
Перестану видеть в каждом
штрихе тебя,
Перестану освобождать выходные
Для…
И надежду коварно-лживую
Пинком от себя.
Будда учил: не привязывайся.
А я хочу каждое утро видеть
Твои глаза.
Здравствуй, новая Муза.
Смотри: вот дверь в мою душу.
Заходи, раздевайся,
На кухне есть груши.
В общем, располагайся.
Ты надолго?
На час? На неделю? НА год?
Переночевать или вместе до рук костлявых?
Тебе раскладушку иль на моём диване?
Оставишь ли щётку в ванной?
Ты подумай, а я за чаем…
Хотя, ты знаешь…
Я немного вперёд поспешила,
Прости, что тебя не спросила…
Я тебе тапки уже купила,
Я на диване своём уже постелила,
И щётка новая в ванной,
А на столе дубликат тот самый:
От упрямой, непостоянной души.
Это, Муза, твои ключи!
Пожалуйста, останься,
В ней поживи
До следующей хотя бы зимы.
Докатилась:
Пишу стихи на страницах
Сопливой книги.
Нет блокнота,
А мысли мне череп
Пилят.
Нет ЕГО,
Рядом только толпы
крикливых.
Хватит. Стоп. Здесь нет
Линованных линий.
А мысли снова
вбивают клинья.
Наберите «03» —
Мозг срочно в клинику!
Две недели превратились в ничто.
Из-за его карих
линий.
Две недели как будто сто,
И не летних, а лютых,
зимних.
Ты знаешь, сколько я
рифмовать пыталась?
Выдернуть буквы занозой из кожи?
Сколько черновиков в сумке
осталось?
Салфетки, блокноты, и
Книги тоже!
Горе тому, кто читать её будет
позже.
Вместо печатных букв —
В метро дрожащий почерк,
Влюблённый корявый росчерк.
Сердце, чего ты хочешь?
…А пусть колотит,
Пусть воет,
Пусть сожжет изнутри
этим зноем.
Зато любит.
Зато и у меня стало
живое!
Затоплено нежностью и тобою!
А то «У рыжих нет души.
На костер её! Ведьму!
Души!»
Я влюбленности меняла на
ржавых монет гроши.
Я доброты не знала —
Только конвейер.
Быстрее. Спеши.
…Ты очень нравишься мне,
Хоть и не знаешь,
что посвящаю тебе стихи.
Буковски сказал, что легче
Писать про бл*дей,
Про порядочных женщин сложно.
Вот и мне проще плеваться ядом,
Вот и мне про тебя писать невозможно.
Вот и ты выбиваешь прочь
Из выкройки,
Вылезаешь вон из
привычного контура,
Вываливаешься из шёпота криком,
Таким юным и радостно-звонким!
А ты такое яркое, 20-летнее,
Такое настоящее солнце.
А я привыкла к моральным калекам,
Собирать коллекцию из уродцев…
Их три:
Три разных цвета,
Запаха,
Имени…
Один всё врёт о любви,
Другой влюбить мечтает насильно,
А третий – герой моего личного фильма.
Один знает каждую клетку,
Название любимых духов,
Он проводил со мной каждое лето
И ловил поцелуи на дне зрачков.
Мы делим квартиру и серую ветку,
Но давно просыпаемся врозь.
Другой знает лишь то, что я говорила,
Знает, чем пахну,
Но не знает, какими.
Держит за руку,
Тащит куда-то сильно,
Настойчивый, дерзкий,
Шепчет в трубку: «Люби меня».
С третьим всё интереснее.
Знает меня лишь в орфографии,
Случайных ошибках
И по фотографиям.
Ему нравится моё имя,
Он не знает чем, пахну,
И что ненавижу лилии,
Но знает обо всех моих страхах,
И только его я хочу утром
Шептать по имени….
Мне страшно.
Я будто падаю вниз с моста,
Со здания.
Вываливаюсь из привычного мне
сознания.
Мой разум сопротивлялся,
А потом будто замер.
Я целый вечер с тобой смеялась,
Над собою смеялась:
Над наказанием.
Вот и на меня управа нашлась,
Вот и мне заломали ЗА спину руки.
По дерзости будто проехал камаз
Под милого голоса звуки.
А по надменности словно стреляют из лука…
Пока ты рядом не страшна никакая скука.
Пока ты рядом – есть только сладкая,
Невыносимая мУка.
В этом мире всё заменяемо:
Шоколад – на плитку для диабетиков,
Золото – на бижутерию,
Рафинад – на сахар в пакетиках.
В этом мире всё заменяемо:
Те же руки, и губы, и те же плечи.
После всех расставаний
Нас ждут новые встречи.
Стоп.
Не ври себе.
Не становится легче.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу