Алина Кроткая - Обнуление. Сборник

Но маска под утро подло слетает,
И девочка от страха начинает рыдать.

Страшный зверь перед зеркалом вновь обрезает клыки…

Мир вокруг него непрерывно болит,
Декорации рассыпаются на молекулы,
Воздух смертельно простужен и кровоточИт,
Боль безнадёжно стекается в лужи,
И никакой рунический щит
Не спасёт от внутренней стужи.

Он примеряет улыбки,
Едко шутит и веселит,
Он, как смертельно больной человек,
Который пытается убедить родных,
Что врач ошибся, и он будет жить,
И что сейчас он так, для прикола,
неподвижно лежит.
…Часы посещений окончены,
Руки бессильно падают вниз.
Спектакль прошёл,
Он опускает занавес
Уставших кулис.

Он приходит ко мне, а я, как безумный химик,
Кричу ему, что нашла лекарство,
И он не умрёт!
Я колю ему тройную порцию нежности
И убеждаю, что всё пройдет,
И мы будем вместе за годом год.
Он делает вид, что верит,
А я пытаюсь раскрасить его
Оставшийся срок.

Мир внутри него безнадёжно болит…

А теперь вот давай-ка выдохнем,
Ты можешь затянуться привычными крепкими,
А я пока вытащу из лёгких булавки и скрепки,
Слишком больно дышать, засели внутри очень крепко.

А теперь вот давай без истерик, по-взрослому,
Взвешенно и спокойным тоном
Надиктуем последний абзац нашей повести,
Ты запьешь его колой.
И вобьём его в стихотворный роман осиновым колом.

А теперь вот давай без сказок, надежд и липовых обещаний.
Признаем, что не получилось,
Поскорбим на прощание.
Ты прости, я пыталась, но в итоге осталось только
Отчаяние.
Я вся исполосована твоим непониманием.

А теперь вот давай без ругани, без скандала.
Представим, что мы в коридоре больничном,
Где наша любовь умирала.
Врач вышел, грустно развёл руками:
«Мне очень жаль, но её нет больше с нами».
И нам ничего не остаётся, как молча поникнуть плечами.
Прости, но мы стали друг другу лишь палачами.

Я отчаянно цепляюсь за волосы воспоминаний,
Тяну их руками, как моряк шевелюру девки портовой.
Яростно, с хрипами,
Изнемогая,
Просачивая сквозь пальцы,
Прижимая к себе по новой!

За окном не щебечут, а крякают птицы,
Кровать – вместо адовой сковородки.
Моя летняя ночь «весела», как последние часы
Самоубийцы,
Я внутри себя проорала уже всю глотку.

Я вытягиваю из водоёма нашей любви,
Заросшего от негодности тиной,
Воспоминания, лежащие устало на дне плетьми,
И отчаянно даю им красивое имя.
…Я знаю, что всё уже позади,
Но позволь мне подержать воспоминания
За волосы длинные.

Наш маленький мир разлетается сотней осколков,
Рушатся все мосты.
Я маленькая девочка. Я стою, испугавшись, в сторонке.
Ты куришь. Я кричу испугано: «Прекрати!».

Наш уютный и прекрасно подогнанный мир
Сыплется, как соль из пакета.
Я маленькая девочка. В моем платье уже сотни дыр.
Ты кидаешь вниз зажжённую сигарету.

Наш чистый мир обрастает слоями боли:
Его покрыла сплошь липкая глина.
Я маленькая девочка. От твоей сигареты пожар плюёт зноем,
Я бегу потушить и нечаянно подливаю бензина.

Тишину на этой кухне можно рубить с плеча,
отталкивать руками, как плотную воду.
Прикрывающие спины друг другу
от бед, как от ножа,
мы можем рассориться в прах из-за банальной
посуды,
из-за фильма, книги и разных взглядов
на Будду.

Так странно: мы целуем нежно друг другу глаза
и вгрызаемся же в глотки друг другу…

И мы оба знаем,
что Вселенная крутит шарманку из правил:
в любви чёткий план необходим.
Писать – три раза в неделю,
видеться – только один.
Но к чёрту все грамоты и весь расчётливый мир!
Какая логика, если он мной безумно любим?

Мы оба знаем,
что вес слов – тяжелее камня,
что фраза – не маленький воробей.
Но я заглядываю в зрачки глаз самых главных,
И повторяю «люблю» твёрже всё и сильней!
Пусть это опасно, как в аду десятки чертей.

И мы оба знаем,
что на небе кто-то перевернул часы,
что нам отпущен какой-то ничтожный срок.
…Я ставлю чувства свои на весы,
целюсь в разум и спускаю курок.