радуюсь либидо у мыша.
Мне плевать на возраст и на внешность,
даже птице выкрикну «люблю»…
Сделать попытался безуспешно
ранним утром петтинг соловью.
Я так люблю свою козу
Ее глазищи, шерсть и рожки!
Я с луга травки привезу
Все для нее! Родной, хорошей!!
И с благодарностью ладонь,
Она мне нежно поцелует…
(авт. Петр Пащенко )
С козою спали мы в стогу,
лишь ей одной был постоянен.
Резвились страстно на поляне
и на ромашковом лугу.
В любовных играх про надой
коза совсем не вспоминала,
лобзая в недрах сеновала
мою шершавую ладонь.
Родня стояла по бокам,
по всей деревне бабы выли…
А я – к любимой. Брал за вымя
и припадал к её соскам.
Но мёд бывает с кислецой,
и в этом мире всё не вечно…
Прошла влюблённость: я, беспечный,
увлёкся… В этот раз – овцой.
Тает свечка на глазах,
С ней уютно так в душе,
Живём все мы в попыхах,
Предаёмся грехам и суете.
(авт. Хильда Вайман)
Я поэтесса в Малых Попыхах.
Здесь предаются всяческим порокам.
Лавина греховодного истока
находит отражение в стихах.
Сгорают свечи, тают на глазах.
Глаза болят. Зато душе комфортно.
Не рифмы вылетают из аорты —
несвежий ростбиф просится назад.
Я в России не нажил хоромы-палаты
И оставил в ней всё, что ценить не отвык,
Но приехал в Америку очень богатым,
Потому что привёз в неё русский язык.
Нас в таможне рентгеном светили устало,
Но «светилы» не поняли наверняка:
Мы вывозим, о чем умолчали Уставы —
Бриллианты родного навек языка.
(авт. Семён Кац)
Вперил таможенник взгляд в мониторы.
Как на ладони дорожный баул:
водка, кальсоны, бумажник и тора,
травы российских, лекарственных сборов,
термос, газета, икона, Red Bull.
Сумку отставив, меня для рентгена
стали готовить, раздев догола.
Может узрели в еврее агента?
Ищут наркотики?.. Милые, хрен там!
Жрать эту гадость – утроба мала.
Впалою грудью налёг на пластину.
"Плиз, не дышите. Замрите, камрад".
Эти секунды – не сутки, вестимо,
только таможенник, молвит, скотина:
"Где же брильянты? Один только мат".
Тишь вокруг…
Лишь на маковке ели,
не сидится спокойно дрозду.
(авт. Нина Павлова)
Ароматами чаща дурманит.
Городским этот кайф невдомёк,
как приятно в лесной глухомани
затянуться, присев на пенёк.
Будто в сказке: болота да топи,
шебуршатся жуки под корой.
Не сидится дрозду – шило в жопе.
А иначе сказать – геморрой.
КрУжат в небе забытые стерхи:
"Где ты, Путин? Где наше жильё?"
Тишь вокруг… Только чавканье сверху:
там на маковке кто-то жуёт.
ничего себе, слетали на Гавайи
Реальные картины рая,
а фрукты – просто благодать.
Банан и манго, и папайя,
уже отведала штук пять.
Пьяны любовным эликсиром,
к утру вернёмся в домик свой,
Но спать не даст звучанье лиры,
строка ложится за строкой.
(авт. Галина Римская)
Мешают спать не звуки лиры,
не шум прибоя рвёт покой.
Цель посещения сортира —
строка выходит за строкой.
Эх, голова моя тупая,
чем твой желудок увлечён?
Всё дело, видимо, в папайя.
А пять бананов не при чём.
Бокал кьянти, фужер «Мадам Клико»,
И будет все уже не так ужасно…
Тебе, мой кот, налью я молоко,
Что ж, выпьем, чтобы жизнь была прекрасна!
Потом с тобою ляжем на диван.
Ты приласкаешься, и, как бы между прочим,
Из-за стены соседский доберман
Нам пожелает громко доброй ночи.
(авт. Марина Яблочкова)
Случайно перепутала бокалы.
В итоге – кот наяривал "Клико".
Я молоко задумчиво лакала.
Так сладостно пьянило молоко.
Под утро мы нажрались до усрачки.
Обнявшись, в койку плюхнулись вдвоём.
Кот за гитарой слазил на карачках.
Лежим в постели, курим и поём.
Неблагодарный слушатель и зритель,
сосед за стенкой Изя Доберман,
кричал визгливо "суки, прекратите
кошаче-человечий балаган".
отметины провинциальных поэтов
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу