Но и женской капризной плоти
Так знакомо – «оставили» все…
Молодую желали Авдотью,
А сейчас – в интернате лысей!..
И жалею, зову я и плачу
По тем яблонькам – плотно в ладонь!
А сейчас доживаю на сдачу,
Что оставило сердце, – не тронь…
Мордовал ты себя нетерпёжно,
Русской болью болея за клен.
А в березки твои-то, Сережа,
Лицемер нынче рифмой влюблен!..
Я ведь саженцы тоже не множу,
Чтобы «шляться» тебе средь берез!
Ситец женской души лишь, Сережа,
Распахну… Только мокрый от слёз.
Поджигай! Коли «нежным» – «печали»,
Буду «грубой», чтоб «радость» была!
Деревеньки твои тише стали.
Значит, грубость вся в город ушла?
«Ты б меня полюбил – неузнанной?»
Ты б меня полюбил – неузнанной?
Ты б меня полюбил – чужой?
Околдованной грешными Музами
И бегущей за праздной строкой?
Ты б меня полюбил – сумасбродную,
В одеяньях больничных палат?
Может, так я диктую модную
ДУШУ новую – из заплат?!
Может, мне так и легче – страждущей!
Может, мне так обрыдло в шелках!
Может, мне – разнузданно-падающей —
Лучше, чем на каблуках!..
Ты б меня полюбил с гордым норовом?
Взбалмошную – как гроза?!
Ты молчишь… О как это здорово,
Что ты врать не умеешь в глаза!..
А «море – внутри», и не важно,
Что где-то «шумит океан».
Промокла твоя рубашка.
Я штопаю свежесть ран.
Тебе так к лицу – нагое!
Объятия – лучший наряд!
Ты раньше одет был в чужое,
Чужое, как вера – и тать!
Довольно! Хватай обнову!
Держи меня крепче в руках!
Сегодня весь мир поцелован
Тобою – в моих губах!
Весь мир – что отбросил рубахи
И бремя пристойных ролей!
Люблю! – отметая «ахи».
Люби! Восхищайся!
Жалей…
2015
«Я пафосных од не умею писать…»
Я пафосных од не умею писать.
Ты б их разобрал на запчасти.
Дверь та же. Звонок. Новый стих. Чай. Кровать. —
И всё мое женское счастье.
Когда кажется, что напрасно
Ждать рассвет на исходе души,
Никогда не сдавайся! Празднуй
Каждый вдох!
Умирай —
но дыши!
Рассмеяться трусливым мыслям!
Потерять —
и учиться жить…
Два ведра на плечах коромысла.
Два ведра —
и страдать,
и любить!
И беда, и услада счастья
В дом приходят – душа, встречай!
То чернее пикОвой масти,
То червонный – победный – май!
Через раны кровавых терний
Выходи с подбородком вверх!
Ведь дороже награды «гений»
Только звание Человек!
Деформированное, или Лучше не читать
Неизбывно. Хлипко. Липко.
Незабвенно. Пленно. …/венно.
…Не хочу – и как будто рада
Безнадёжно вбивать крючок.
Не табун пробегает – стадо!
Умерло благородство меж ног…
То мне рык, то мне свист,
то – «как будто».
Как комок – застревает мысль.
Потому что живого люда
Я боялась всю свою жизнь.
Мне по памяти проще заботу
От покойников в снах посчитать.
До чего каменеют фокстроты,
Когда танец в мозоли вбивать!
Вмиг наивность грозою взрослеет,
Когда…
Помню выстрел. Еще один. Рдеет.
Захлебнулась. Разлом.
Беда.
Мне тог-ДА всё полынь – горчило.
ДА-же горше! Полынный рот!
И душа – будто яд – хранила
Милосердный секрет:
– Пройдет!
И прошло – очень длинно – годами.
И прошло – очень скупо – душой.
Я кормила перо не стихами,
А водила по моргам с собой.
И привыкла – как тени – к шипенью.
Лунный омут. Лист. Ветер. Еще!
Много ветра!.. И горло осеннее,
И мозги – что плюют в капюшон!
РасКоряКа. И ноги – ходули.
СпотыКаются выше людей.
А потом их в копыта обули,
Чтобы-было-быстрей —
и честней.
Разве это не я?! Не любила
Сонный мёд колыбельной пить?!
А сейчас лишь мозоль – да жила.
Стих – заиК-К-Ка – да грузная прыть.
2015
В определенные дни, недели или состояния, или, как сейчас, в изматывающей простуде, – мне более по нраву эстетика безобразного. Хотя вряд ли дотягиваюсь до эстетики. Или скажем так: эстетика грубо-мужланского. Или правильнее: язык травмы, по определению Татьяны Вайзер («Травматография логоса»). А чрезмерная мелодичность в ее абсолютной звуковой гармонии – часто раздражает и чужда мне. Тем паче – если доходит до слащавости.
Читать дальше