Наталья Метелица - От шрама до шарма. Стихи

Уйдут чужие. Вещи. Строки. Люди.
Дела, не завершённые в словах.
Слова, что никогда не знали сути,
Достойной молча говорить в делах.

Останется моё. Мои. И только.
Растушевать себя под всякий вкус —
Такая лизоблюдственная ролька,
Что я себя, чужой себе, боюсь.

Вечер никак не привыкнет
к миру, где некого ждать.
Мокнет с дождём у калитки,
так и не встретив дождя.

Если отнимут и фантик,
незачем – чай и кровать.
Пол разворочать – и хватит
душу для всех расстилать.

Никто не нужен, если молча
никто не хочет понимать.
Внутри меня разлит сыночек.
Внутри меня разбита мать.

И хватит! Вам ли это горе
нести со мною до конца?
Я вся – пустые коридоры
и лужа, стёкшая с лица…

Картинка улыбается —
а сердце матерится.
Знакомая история
поломанных людей…

Конечно, я старалась бы
стать рифмою для птицы.
Но совесть не позволит мне
примазываться к ней…

Рассказана старая сказка.
Забыто, зачем и кому.
И голос по горлу размазан
в отместку больному уму.

У правды закончился порох.
У лжи – монолог на износ.
И с теми, кто искренне дорог,
расстаться дороже пришлось…

Где встреч непрожитых не счесть,
в стране затравленных фантазий,
где не был понятым ни разу
язык обыденных чудес,

там я для вешалок скелетных
искала кожу хоть на день —
изгоя в клоуна одеть,
оставив главное раздетым;

чтоб сам себе и плач, и смех,
союз наития и вздора,
где невозможно фантазёра
сгноить в общественной тюрьме…

Уже не считаю минуты.
Они не способны стучать.
А сердце, надеясь на утро,
забыло про вечер опять
и верит в случайное чудо,
в которое верить смешно.
Но ради последней минуты
и смеху быть смыслом дано.

Если всё вполсилы и не взаправду,
может, ложь честнее, когда вовсю?
Я не знаю красок, которым рада
не меняя линзы своих «сю-сю».

Ничего не знаю! Некроз понятий,
по которым раньше училась жить,
а теперь вселенная – в съёмной хате
по соседству с з'амком,
где спят бомжи.

Какой ерундой занимаются люди…
И лучше б не быть человеком совсем,
чем каждой записанной в столбик причуде
присваивать имя чудесных поэм.

Когда я не стремлюсь его потрогать,
оно само спускается ко мне.
Я соглашаюсь взять совсем немного,
а получаю столько, что больней
не может быть ни встречи, ни прощанья.
Нежданное, ненужное – и так
правдиво убедившее в обмане,
что передоз и есть
моя мечта.

Во мне утихла жажда говорить.
В словах гниют задушенные птицы.
И если отыскать живых внутри,
то им молчать дороже, чем напиться.

А ты всё ищешь звонкую меня
в жестянке человеческой консервы,
как будто и вина в том не Твоя,
что Бог аккомпанировал
лишь стервам…

Мир – это больше, чем ладошка.
Но всё-таки ладонь теплей.
Мы прикасались понарошку,
загадив буквами дисплей.

Играться в чувства – мало толку.
Не греет взвешенная страсть.
Прощай. Мне стало одиноко
в словах, где каждый языкаст,
но так беспомощен руками
обнять любимых и спасти.

И я, от ласки отвыкая,
держу и душу взаперти.

Силы закончились.
Надо спокойно
смерть переждать —
и начаться опять.

Каждый убитый —
когда-то влюблённый.
Но и убийцам —
судьба умирать…