Наталья Метелица: Выбраться из лабиринта. Найди меня

Ты думаешь, что я тебе судья?.. —
Ушедшему без слова о прощенье,
Когда я разбирала мир на звенья —
И не потеряна, и не горда.

Тот мир придуман нами изначально —
Свободно, добровольно, как мечта,
Которая не ждет исход печальный,
Но и не ведает, где высота.

И что судить?.. Жестокие законы
Для страсти, именуемой любовь?!
Ты был в меня почти уже влюбленный,
Но полюбить?!..
И ложь стыдится слов…

А я, своей душою умолкая,
В той тишине искала имя мне
И как возмездье жуткой тишине
Возненавидела любовь,
немая…

……

Что о любви мы знаем у костра,
Где выгорают наши ночи плотью, —
Когда лишь в измозоленной заботе
Есть свет любви и истина добра…

Всадник белый в небе несся.
Ночь упала, как всегда,
Неожиданно, непросто,
Хоть и кажется простА.

Мерит сердце расстоянье
До тебя, – ладонь найдя.
Запрягает утро сани:
Тот же конь – да свист хлыста.

Не разгаданы дороги.
Нет карманов для ножей.
Бывший всадник одинокий
В изголовье у саней.

Не спеши, рассвет ретивый,
Людям судьбы разбивать.
Человек – сосуд сопливый:
Наливать да проливать.

Что ни дай им – не увидят
Дальше носа своего.
Руки свиты, губы сыты,
СЕРДЦЕМ – рядом никого.

Отправляют день в дорогу
Долю новую искать,
Потому что рядом трогать —
Им за счастье не считать.
В небе ясном нет им света.
Черным белое зовут.
Плачут райские ранетки,
Проливается сосуд…

В этом времени гадком
Есть одно утешенье —
Что глаза у собаки
И теплей, и честнее…

И завтра – будет
бунт и ересь!
И послезавтра – под пятой!
И снова телом вся разделась,
Чтобы запрятаться душой.
Жизнь – как великая игрушка.
Играет нами. Мы – в нее.
То плотник, то лишь завитушка
Отходной стружки «громадьё».
И всё одно – в гробы уходим
Недоигравши. Не поняв,
ЧТО есть такое Свет Господен
И человек – халтурный сплав.

Среди прокисших слов признаний
и клятв, истлевших в третий день,
ОДНО пылало пульсом в ране
и выжигало русла вен – »

ПРОСТИ»… —
когда солжет сказавший,
когда обманет слух, больной
от прозябанья в вечной фальши
произнесенного тобой.

Святое слово – в жалкой речи!..
И жаден слух мой ложь ловить —
как будто враг назначил встречу,
одевшись в мой любимый вид.

Я раздевала тебя долго:
уже иссохли русла рек,
и с каждым жестом суть жестоко
косила милости побег.

Я не хотела видеть плоти
тебя раздетого до Я, —
когда в том теле дух твой бродит,
наивность женскую казня.

Я раздевала тебя долго…
Но испугалась… Отошла.
И в этом гриме полубога
тебе прощала твое Я.

Но не себе!..
В моем наряде
с лихвой одежды не моей.
А раздеваться – сил не хватит.
Вернее – зерен для полей.

Мое «ПРОСТИ» молчало рядом.
Я надевала что-то вновь —
и тот трусливый беспорядок
вплетала в плоть моих стихов.

Утро тихонько царапает окна,
Стонет прохожий сапог.
В такт повторяет походку сорока,
Лебедь – средь прочих сорок.

Танец. Фата/льность. Густеют су/гробы.
Стонет невинность девиц.
Будни…
Галантен идущий!.. Дорогам
Скучен проторенный смысл.

Взгляд согреваю нетронуто-снежным.
Молодость – яблоня зим.
Миг просыпается шагом неспешным
И убегает – шальным.

Снова ручонка у мамы в ладони —
Тянет сынишку в детсад.
Сколько фантазии!.. Сколько раздолья!
Вырвался.
Вынырнул.
Рад!