Наталья Метелица - От шрама до шарма. Стихи

когда те сутки сжаты до секунд,
но давят, будто вечность стала телом,
способным на один словесный блуд —
и не пригодным для простого дела.
……

А нужно ли отыгрывать назад?..
когда ухабы – суть сам'ой дороги,
и если ей равнину навязать,
то нужно заменить и путь,
и ноги…

Это не шутка, любимый.
Это – смеяться дороже,
а объяснять неуместно
там, где спокойней
не знать.

Будем считать, что интима
в нашем молчании больше, —
если за каждое «вместе»
я отвечала
одна.

Вот так и происходит:
вчерашние родные
становятся помехой
для будущих родных.

Менять любимых – в моде.
Зимой и ветры ныли
по новым меркам меха —
отрезать полспины.

Моей спине небольно:
она мехов не знала —
и ей от той измены
не холодно ничуть.

Ей хватит позы вольной
и без материала —
замёрзшим манекеном
стыдить витрину чувств.

Я так тебе понравиться хотела,
что перестала нравиться себе.
Патлатость обезглавленного тела
свалялась под ногами и толпе

мешала в колтунах передвигаться.
Но ты меня за это и любил —
пока я в череде реинкарнаций
не выпала из родов. Свежих сил

для чуткой обезглавленности чуда
во мне не находилось. Ты скучал
от всяких «показалось» и «как будто»,
когда людей р е а л ь н ы х убивал…

Ты просто влюбился в другую
и думаешь, что навсегда?
А я не смеюсь, не тоскую.
Привычное дело – страдать.

Бельмо дорогих заблуждений,
хрусталики в самообман —
и вот полудохлые тени
сойдут за мистичную хмарь

поэтов, поэтиков или
любого, кто грезить готов;
как будто лишь хмарь и любили
в чадящем интиме стихов.

А трезвый и зрячий – надолго
желание пороху даст?!
Привычка – добра и жестока.
То слепнешь, то слишком глазаст.

Да иди ты куда подальше.
Непонятно, зачем и звал,
если в каждой второй «наташе»
имя первой любви искал,
от себя убегая в строки,
о которых и сам жалел.
Повезло же: на свете много
непрочитанных душ и тел.

Разженились с тобой – и славно.
Из берёзы не вырос дуб.
Если в равенстве есть неравный,
нет и смысла в одном ряду.

Год сошёл бы за десять… Так много стряслось.
А по сути – совсем не случилось.
Забиваю в сирень обезглавленный гвоздь.
И табличка – где трупики-числа
мимо дат и свиданий рождали цветы.
Аппликации траурных масок
умирали в толпе, где был мёртвым и ты,
не доехав к любимой ни разу.

Вырезая глазк'и из картошки,
вырезала тебя из груди —
и сажала в другую. Дороже
выйдет полю изменой платить.

Но лишь так и спасти нас обоих:
расставания анабиоз
переждать спящей раной в бессонных —
и проснуться, когда не ждалось.

Станет только загадочней встреча,
если выболеть до забытья
и в картине взаимных увечий
удивляться мазкам острия.

Ночь придёт наполовину.
Половина – у тебя.
Я привыкла, что мужчина —
лишь бессонница моя.

Привыкать пришлось три года,
час деля напополам.
Ты поспи… Ведь для чего-то
я полжизни не спала.

Когда отпустишь – и дышать полегче.
Сам воздух не зависит от того,
кто мог вчера спасти иль покалечить,
желая развлеченья одного.

Хотя бывает случай безнадёжней:
когда они вдвоём не разберут,
чего хотят, – и рядом с голой кожей
стихи друг другу по «ватсапу» шлют.

Со временем стихи надоедают.
Из кожи вытекает кислород.
И вечности беременная стая
выхаркивает Бога через рот.
……… …………

Зачем же мы трепались о прекрасном,
насилуя любимых в позе рифм,
а после, как блудливую заразу,
из списка развлечений удалив?

Не знаю я, мертва или свободна,
царапая на вдохе новый смысл,
но я хотя б не вру себе, что кто-то
готов спасать наскучившую жизнь…