Галина Болтрамун - Стихотворения

На деснице Дающего неописуемый перстень
Провоцирует у подопечных загадочный стресс.
Пленник под нож отдает своей самости бестий
И вступает свой правотой в кафкианский процесс.

Рельсы, асфальты, фарватер,
антенны вокзалов и пристаней,
дно пейзажей и черных квадратов
разъедает тоска по истине.

У корней позитивных теорий —
относительности послевкусие.
Зерна истин растут априори,
не пользуясь опыта плюсами.

Из емкостей лабораторных —
дуновения сакраментальные.
В Раскольниковых Родионах
изводится желчь инфернальная.

Окаймляются хмелем сектантским
священных писаний параграфы,
ход орнаментов иконостаса —
с элементами хореографии.

Вновь играют с огнем перепады
температуры эвристики.
Амазонки, мадонны, наяды
разгоняют тоску по истине.

Просветленные в позе Нарцисса
ломают структуры сознания;
в эпицентре таких бенефисов —
столь святости, сколь беснования.

Сердце любит любовь и дурманы,
разум – безумства беспечные.
А душа, культивируя раны,
знает: истина бесчеловечная.

Сверх-Я бесконечный укор.
Своей меркою каждого судит
Герой, самодержец, призёр —
Вековые фантомы-сверхлюди.

Каждый день совершается суд,
Тяжелеет пристрастье допросов.
Из аллей смысловых альтитуд
Меня судит бродячий философ.

И когда, разгоняя сплин,
Уподоблюсь борцам на треках,
Горький взгляд из античных Афин
На моих наслоится веках,

Разверзая в заочность щель, —
Отодвинет тиски злободневность,
И чувственности карамель
Ошпарят Ничто и Вечность.

Просквоженная звучным огнем,
Встрепенется теорий кома,
Когда он увеличит объем
Недомолвленным аксиомам.

А бывает: в тягучий надрыв
Способность суждения ввергнув,
Посылает мне слово-взрыв
Из давнишнего Кенигсберга.

Казуистика партий, плеяд,
Лейтмотив анархистов и боссов
Где-то бьются с рантье об заклад.
Меня судит бродячий философ.

На пороге глубоких истин
Мелким сутям нехорошо,
Их род от всего отчислен,
Что воистину произошло.

Ах, что эта тяжесть ночная
Бескомпромиссно таит,
Эмпирике усугубляя
Наследованный дефицит?

Порой «исключенное третье»
Дичает вдали от дилемм,
С «опять двадцать пять» в секрете
Образовывает тандем.

На уровне мелких смыслов
Изнуряются символы вер.
Кутит верховое «присно»,
Съедая с елеем «теперь».

А сознанье кроваво свистнет,
Разбрызгает мозг-чешую,
Попав под глубоких истин
Струю.

Не жалея подкошенных матриц, не зная греха,
Отрицание отрицания служит большим господам.
Характер вещей не имеет такого штриха,
Который бы не обратился в морщину иль шрам.

Муть поднебесную гложет астральная жуть.
Азы и тузы, обесценившись, думают, как
В Апокалипсис ценности на переплавку стряхнуть
Иль отрицанью сломать многогранный костяк.

Тяготит диалектику мнимостей пляс-карнавал,
Диалектика, злясь, арендует чужой диалект.
Не так со своей колокольни нам Гегель вещал,
Но так тоже прогресс показательно сходит на нет.

Когда молнией ужас разрежет сон
И все на мгновение будет не в счет,
Антипод Абсолюта проглянет, он —
Неприютнейший гость, Ничто.

Сердце, взлетев, не узнает свой стук,
Воля отбросит тюремный хитон;
Возжаждет, учуяв цитаты без букв,
Совершить суицид лексикон…

От Ничто отмахнулся приземистый мир,
Предпочитая красу небылиц;
Тушует сверхподлинность черных дыр
Синтетикой Фурий и синих птиц.