Юрий Лифшиц - Витражи. Избранные переводы

Но кто б не захотел продлить на час
сиянье лета; кто б отвергнуть мог
блестящие алмазы мудрых фраз?

Обвей меня струями нежных строк,
мой флорентиец, хоть и не погас
огонь Любви, зерно согревший в срок.

О ты, кому похабный шлют привет
в гнилой степи, под струпьями луны,
хохочут, обожравшись белены,
и воют песни мерзостных побед;

учивший нас лететь за бурей вслед
на помеле и портить табуны,
и красть колокола, и с вышины
швырять их в поле пахарю во вред, —

сквозь тусклое стекло войди в мой дом…
В котле клокочет сало мертвеца,
а я, шепча заклятия, замру…

Иль в сумерках ворвись нетопырем,
сожги меня, целуя без конца,
и крысою исчезни поутру.

Ты в душу мне своею красотой
впилась, любви расправив коготки,
и головокруженью вопреки
взлетела выше тучи грозовой.

Казался мир пригорком над водой,
где копошились люди-мотыльки.
Пронзая твердь, едины и близки,
себя мы мнили сущностью земной.

И вот ночной густеет небоскат,
пылает звезд искристых легион,
метеориты яркие кружат;

и обступает нас со всех сторон
светил новорожденных вертоград —
и я молюсь, Вселенной ослеплен.

I

Твоя звезда сияет мне одна,
пронзив лиловой ночи окоем,
и дремлет сумрак в мускусе лесном,
и сабля полумесяца бледна.

С тобой в сравненье – всякая дурна,
страшней старух с морщинистым лицом.
А ты, чья грудь сверкает хрусталем,
метнула взор – и вспыхнула война.

Прочь мантию, оплот пустых утех!
Пусть нет моим соперникам числа,
я – ради Королевы Королев —

на скакуне, закованном в доспех,
бойца любого выбью из седла —
и в пыль падет он, со стыда сгорев.

II

Ты – как луна, которая в ночи
моим занятьям скучным вопреки
в ретортах зажигает огоньки,
и в тех сосульках теплятся лучи.

Ты смотришь – и Огонь твоей свечи
алмазной сделал пыль. О, как ярки
былые страны – магией строки
я воскресил их земли и ключи.

Но красоту твою мой скроет дом,
иначе мертвый Грек пошлет за ней,
героям повелев оставить ад,

и в Виттенберге все пойдет вверх дном,
его накроет легион теней,
как землю накрывает листопад.

Что есть король, спросил ты? Существо,
питается которым каждый шут;
живой мертвец, которого грызут
пиявки, облепившие его;

преступник, пойманный за воровство,
лукавый турок, не избегший пут,
когда по шею вкопан в землю плут,
чтоб каждый пес бросался на него.

Монархи вечно ощущают гнет
ненужных слов, погашенных страстей
и роскоши, и страхов, и невзгод;

и, умерев, не могут средь полей,
под солнцем отдохнуть от всех забот,
раздавлены угрюмостью церквей.

Журчанье рек и гул морских валов
заключены в древесности твоей,
молитвы тишь в стенах монастырей
и нежный шелест буковых лесов.

В тебе – жужжанье пчел среди цветов,
напев цыганский, ржание коней,
предсмертное прощанье лебедей
и плач людской, и Этны грозный рев.

Сокрыто это все в тебе одной,
и если можно отпустить в полет
трепещущий и вялый дух людской,

пусть нежный голос твой растопит лед
пещерных душ, взирающих с мольбой
на мрачный и Всесильный Небосвод.

Сплетались грозы. Молнии челнок
сверкал на фоне ткацкого станка
тяжелых туч, – и смерть наверняка
ждала того, кто духом изнемог.

А ты – Титан бесстрашный – подстерег
удар молниеносного клинка
и приручил зарницы на века,
и обеззвучить громы дал зарок.

Но мне взлететь сквозь толщу облаков
на огненной квадриге суждено,
для мира сделав главный из шагов.