Помолись за человека, за его последний выдох, —
Чтоб из плоти лёгкий выход был душе на этом свете.
И запомни – там, где вечность, речи нет о внешних видах,
Там не выглядят… И смерти не бывает после смерти.
Ни в мраморе, ни в бронзе не хочу,
Амбиций мелких нет в моей природе,
Такие глыбы мне не по плечу,
Тем более, когда их пошлость в моде.
Нет, от меня вы не дождётесь никогда
Таких припадков тошнотворной лести,
Как вопли, что взойдёт моя звезда
Посмертно и воздастся мне по чести.
С какой мне стати в эту лживопись впадать,
Надежды светом озаряя людоедство?
Нет, не подам я вам надежды благодать,
Что мне воздастся за прекрасное поэтство.
С какой мне стати вдруг впадать в такую бесь?..
Я – не концерт и потому боюсь оваций,
Боюсь панически всего, что входит в смесь
Музейных комплексов, чтоб там обосноваться.
Ни славы блеск, ни бешеный успех
Не внятны мне как зажигательные средства.
Поэтка, я поэтствую для тех,
Кто мне, живьём, люблями платит за поэтство.
Ни в мраморе, ни в бронзе не хочу, —
Когда истаю, не нужна мне эта глыба.
Люблями в храме ты зажги тогда свечу
И, хлеба нищему подав, скажи спасибо.
* * *
Ссученный, раскрученный,
тусовками окученный,
критикой, политикой,
трещотками озвученный,
свитою увитый,
всего же неприятней —
на заказ убитый
этой холуятней,
вписанной в программу
гробовых объятий,
в оперу и драму
скучных хрестоматий…
Из таких вот штучек
шьётся слава, детка.
Не хоти, мой внучек,
иметь такого предка.
Апрельской вербы серебро
На прутьях красных.
Здесь гласных полное ведро,
Ведро согласных.
Распахнуто в подземный хлад
Окно колодца,
И там до слёз мне кто-то рад, —
Как сладко пьётся!..
Как сладко пьётся в глубине,
Где всхлип отрады,
И трепет в каплющей струне,
И капель взгляды,
Когда целуется ведро
С нутром колодца
И брёвен каждое ребро
Поётся, пьётся.
Душа колодца дышит мглой,
Она слезится,
Воды зеркален каждый слой,
Там льются лица.
В подземном царстве нет зеркал,
Зеркален кладезь,
Где бездна черпает вокал,
С ведром наладясь…
* * *
Сижу меж окном и стенкой,
Окурком пишу портрет.
Закипает морозной пенкой
У меня за окном рассвет.
Из портрета выходит парень,
Пить мне даёт и есть.
Этот парень мне благодарен
За то, что мы оба здесь.
А лицо его так прекрасно,
А плоть его так стройна,
А искусство моё опасно —
Вдруг я очнусь одна?..
Хожу за ним – как волна,
Привязанная к луне.
Когда засыпаю лицом к стене,
Он целует глаза на моей спине.
* * *
Ночами август ярок и прохладен,
Над морем льются звёздные дожди,
Зелёный свет стеклянных виноградин
Горит листвы узорной посреди.
Ты всех моложе, всех великолепней,
Любимей всех, талантливее всех,
Увенчаны легендой, мифом, сплетней
Твоя судьба, твой блеск, твой сладкий грех.
А с набережной пахнет эвкалиптом,
Там в чебуречной общество не спит
За столиком, сухим вином облитым,
Где мачта бреда гнётся и скрипит.
На этой мачте закипают флаги
Надежд на извержение чудес,
Поскольку силой накачались маги
И август ночью звёзды льёт с небес.
Продли блаженство, невесомость плоти,
Плывя сквозь ливни звёздные времён,
В оконном издавайся переплёте,
Где ты любим безумно и влюблён.
* * *
А там, где мы сходили с корабля
Блаженства, отнимающего речь
По случаю бесстыдства словаря,
Способного действительность облечь, —
Там предстояло всё начать с нуля
И выдохнуть начальную строку
Из дырочки, которая ля-ля
У флейты и у ёжика в боку…
И выдохнуть блаженство и тоску,
И знать, что нам подмигивает глаз,
Огнём сверлящий дырочку в боку,
Чтоб нечто нам насвистывать про нас.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу