Людмила Кулагина: Радость и грусть бытия

Извечное соревнованье,
Где победивших тоже судят,
Где неуместно ликованье
И где финал всю прыть остудит.

Когда в душé замрут стихии,
Чтó на земле своей оставлю? –
Любовь – твой голос, что в стихи я
Из горя-счастья переплавлю.

Как хлеб у нищего в котомке,
Как милостыни звон в кармане,
Я пронесу сквозь жизнь потомкам
Любовь – одну, что не обманет.

Пусть я зову её химерой, –
Вы мне поверьте лишь отчасти, –
Ведь если жить с любовью, с верой,
То жизнь – химера – всё же счастье!

Сыр, овощи, вино и хлеб –
Набор любого долгожителя-грузина,
К политике который глух и слеп,
И знает толк лишь в пении да в винах.

А мы пьём воду грязную, вино
Поддельное по праздникам глотаем,
Вершин не видим никогда в окно,
И не живём, скорее, выживаем.

Не знаем мы, как виноградная лоза
Под соком спелых ягод провисает,
Как бродит выжатая сладкая слеза.
Мы знаем только, жизнь как прокисает

Вдали от гор, от моря, кораблей,
Уму непостижимых горизонтов.
Мы в тесной жизни средь домов-аллей
Становимся слабей, грустней и злей,
И пялимся в экраны, словно «зомби».

Пьём жизнь поддельную, как пьём вино,
И старость наступает нам на пятки.
Живём как будто бы, хотя давно
Играем с истиной и с жизнью в прятки.

Но не без попущенья нам дано
Испить скорбей земных и вин поддельных.
Ведь зреет Нового Завета уж вино,
Чтоб нас утешить после мук смертельных.

Спит смородина. Рябины,
Липы дремлют, стоя в ряд,
Как на бал, надевши в зиму
Белый сказочный наряд.

И застыл, как околдован,
В снежном царстве парк вдали.
И до дома путь так дóлог, –
Вьюги тропки замели.

В пышных муфтах – éлей лапы,
Крыши – в льдинах-козырьках,
На снегу – след птичьих лапок,
На катке – узор конька.

Из пернатых – только галки,
Грач, вороны на снегу,
Что за крошки перепалки
Так запальчиво ведут.

Воробьишки попритихли.
Белых снежных голубей
Налетели стаи-вихри:
Всюду снег – хоть ешь, хоть пей.

Дома – грустно, выйдешь – холод,
Дед Морозу нас не жаль.
И весóм для грусти повод:
На дворе зима, февраль…

Неба цвет обманно-розов.
В ветках éлей сумрак густ.
Спит грибница под берёзой.
Ждёт тепла сирени куст.

Вот цепочка – след вороний,
Вот воробышкин следок.
Две беседки, как в коронах,
Серебром блестит ледок.

Два кота в пушистых шубках
За сугробом смотрят сны.
Пёс промчится мимо шустрый, –
Кот «рвёт когти» в сень сосны.

Как алмазные подвески,
Тут и там сосулек ряд.
Где прожектор светит резкий, –
В блёстках страз зимы наряд.

Крепость снежная безлюдна.
Зимний вечер светло-тих.
И, услышав в сердце лютню,
Рвётся к жизни первый стих.

Падают, падают с неба пушинки,
Вьются, кружáтся, кругом кутерьма.
Крутятся, вертятся в танце снежинки, –
Белый свой вальс исполняет зима.

Крýжатся, вьются, на землю ложатся:
В пух приоделись рябинки, и ель.
Хочется молча к окошку прижаться,
Чтобы смотреть и смотреть на метель.

Позамело все тропинки-дорожки.
Завтра снежок потускнеет, а жаль.
Сыплются с неба алмазные крошки.
Лебедем белым плывёт к нам февраль…

Нежный, ласковый, прохладный
С неба сыплется снежок.
Пышный, лёгкий за оградой
Созревает «пирожок».

Под ногою аппетитно
Он хрустит: хруп-хруп, хруп-хруп.
В старом зимнем парке тихо.
Фонаря волшебный круг

Освещает ночи тéмень.
Пляшут в свете фонаря
Ветви ивы, снег и тени, –
В жёлтом блеске янтаря.

Снег на стёклышках теплицы,
Снег на ветках елей, лип,
Снег на лестницах, на лицах,
Шапкой на фонарь налип.

На дрожжах растут сугробы, –
Снег теперь валóм валит.
Эх, как в детстве, снять бы пробу, –
Жалко, горло заболит…