Людмила Кулагина - Радость и грусть бытия

«Брезжит печаль бытия…».
Тихая радость струится.
Землю покину и я.
Дух мой поднимется птицей,

И полетит-поплывёт
Цаплей в другую обитель,
В ту, где забвенье живёт,
Где обрываются нити…

Дух мой, Психея-душа,
Песни оставив земные,
Чистой душой малыша
Вселится в сонмы иные.

Времени хрупкая вязь
Жизни оставит ли плёнку?..
Не оборвётся ли связь
С близким до боли ребёнком?..

Сможет ли вспомнить душа
Песни дождя, ветра, снега?..
«Курочек» [168]писк в камышах,
Солнца июльского негу?..

Иней на веточках лип,
Запах персидской сирени,
Речку, тепло летних плит [169],
Вкус земляничных варений?..

Скрип наклонённой сосны,
Дятла лихой молоточек,
И пробужденье весны,
Тополя клейкий листочек?..

Летнюю песню сверчка,
Зимний бутон чайной розы,
Запах душистый пучка
Ландышей?.. Ливни и грозы?..

Яблонь цветенье, и цвет
Снежных январских метелей,
Золото óсени лет,
Звон серебра свиристелей?..

Взгляд и мурчанье кота –
Тихо угасшего Пашки [170]?
Рэкса [171]вилянье хвоста?
И обещанья ромашки?..

Брезжит земная печаль.
Тихая радость струится.
Будет ли Землю мне жаль
В миг, что душа станет птицей?..

Отсуетилась. Можно почитать.
В блажь воспарений окунуться.
Лежать, притихнув, и молчать.
И с облаков в свой быт вернуться.

Огонь горит. Плита печёт.
Постираны и сохнут тряпки.
Из унитаза не течёт.
Мышь не скребёт, играет в прятки.

На кухне стало чуть тесней, –
Там втиснут старый холодильник.
Жизнь тем беднее, чем честней.
Так-так, так-так, – бубнит будильник.

Зима. Белёсый вид вдали.
Весна придёт, увы, не скоро.
Уныл и скучен вид земли.
Не слышен шум со снежных горок, –

Каникул вольность позади,
Игра в снежки, гирлянды, ёлки…
Покинут джинном Аладдин.
Игрушки спрятаны на пóлки.

Остался мыслей лишь узор
Поэтов, чьих не помню отчеств.
И жалкой бедности позор,
И страх нечаянных пророчеств.

Я звёздные свои миры
Давно покинула, забыла,
Приняв условия игры
Необходимой, но постылой.

И звёзд на небе хоровод
Уже не мáнит в бездну высей,
И утекло уж столько вод
С тех пор, как бездной дух томился.

И тыква для меня теперь
Не станет никогда каретой:
Закрыта плотно в сказку дверь,
А быль – как стёртая монета.

Рисунок дней поблёк и тускл,
Так слабы искры озарений.
Утерян выигрышный туз.
И поздних гóрек вкус прозрений.

И быт заел, и принц храпит,
И платья странствий обветшали.
Дух воспарений смирно спит,
Укутавшись худою шалью.

Лишь изредка, в рассветный час,
К чужому миру прикоснувшись,
Я различу, незримых, вас,
Едва от груза лет очнувшись.

И мир вернёт свой прежний блеск, –
Тот мир, что был во мне когда-то.
Не так уж тёмен мнится лес,
Проступят имена и даты.

И ляжет снова прежний свет
На чувства, лица и предметы,
И невозможных целей нет,
И счастья видимы приметы.

И хоть в седѝнах, – рядом Принц:
Как смéла я забыть об этом?!
И звёздный снег – алмазный приз
Кладёт зима в ладонь поэта…

Накинув пуховую шаль,
Сижу, как заложница ночи.
Меня ей нисколько не жаль, –
О, как холодны окна-очи!

Она чернотой всей своей
Глядит мне в притихшую душу.
Послушно внимаю я ей,
Внутри холодею и трушу.

Что хочешь ты, ночь, от меня? –
Молитв? Откровений и жалоб?
Стихов? Вдохновенья огня?
Чтоб время, как спринтер, бежало

Туда, где заветная цель
Прервёт его ленточкой красной? –
Где скрыта иголка в яйце [172],
Где жизнь с её бегом напрасна...

Когда придёт весенняя пора,
Когда очнусь от зимних наваждений,
Мне станет дом постыл – моя нора,
Душа запросит светлых наслаждений.