В бессмысленный побег устремлены.
(По улице в проплешинах рассвета
Враскачку баба, тронутая тлом,
Бредет под улюлюканье кларнета —
На нем играет бесноватый гном.
За ней, как цепь, волочится орава
Охваченных молчанием мужчин,
А гном играет пьяно и кроваво —
Хромой седобородый бабуин.
Вниз по реке, в чертогах и в тенетах,
В вертепах тьмы и в сумраке пещер,
На свалке улиц, в ямах и болотах,
Где ночь как день, а день, как полночь, сер, —
Блестит, как золотой поток, разврат.
Дитя, сося, вонзает зубки в грудь.
Старик, визжа, залез в девичий зад,
Сжигаемый желанием вспорхнуть —
Как бабочка над кустиком. Над розой.
Бьет кровь из лона. Близится содом.
Убито девство непотребной позой,
Старушечьим кровавым языком.
В бреду любви, в пыталище застенка,
Подобно тем, кого созвал Гермес,
Они трясутся, с губ слетает пенка —
И пенье дорастает до небес, —
И краскою стыда их заливает.
А те взмывают ввысь, за трупом труп.
Под звуки флейты. Боль их убивает
Стервятников одним движеньем губ.)
2
По рынку растекается жара.
И полдень извивается в пыли.
И нищие у каждого шатра
Убогими цветами расцвели.
Они стучат жестянками пустыми.
На голове – ожогов пузыри.
И в пурпуре роскошества над ними
Сидят на тронах нищие цари.
Пред ними стол, заваленный мошнами —
На подаянье щедр базарный мир, —
Венец на голове горит, как пламя,
Которым озарен пасхальный мир.
(Но с крыш над ними проступают лики
Чудовищных богов, как чащи роз.
На арфах зноя злобные владыки
Играют дня неистовый хаос.)
Их головы увенчаны вулканом,
Который брызжет золотом святых.
И небо необъятным океаном
Шумит над ними или возле них.
С их плеч стекает гнилостное лето
И убивает мир в его огнях.
И солнце, как протухшая комета,
В последних корчах рушится во мрак.
3
Трепещут реки, словно бы руками
Невидимыми вздыблены они.
Спешат домой челны под парусами,
От злых ветров узнав про злые дни.
Вода горит, как пламя, у причала. —
И пламенем на пламени цветут
Посередине черного канала,
Тень черную бросая там и тут.
Где зданья, закопченные в середке,
Как мумии, клонятся над водой
И месяц танца желтого ошметки
Швыряет им в колодец тьмы седой.
Суда горят, как фосфор, цветом синим,
А белые ночные паруса,
Орлам подобно, рыщут по пустыням,
Какими стали нынче небеса
Над ветхими мостами. Рябь речная,
Как труп непогребенный, зацвела,
Понтон, чреватый гибелью, качая, —
И каторжанам не исчесть числа.
4
В ночи жестокий грохот похорон.
Прогнулся мост под дрогами. И гроб
Зловоньем разложенья зачумлен.
Струящимся, как пакостный потоп.
Лик мертвого зацвел аквамарином,
Весь утопая в розах. Волоса
Трепещут на ветру. Ручьем невинным
Из уст стекает смертная роса.
Мертвец поет эпиталаму. Флером
Одетый и задушенный венком.
Рубин, с небес упавшим метеором,
Сжег сонную артерию огнем.
Он сладок в саване, как леденец.
Гниль смерти – изумительная сласть.
Так сладко может пахнуть лишь мертвец,
Так скалится лишь мертвенная пасть.
А те, за гробом, стынут и трясутся
В дикарской пляске. Хохот их растет,
Как белый дуб, и вопли их несутся
Стремительно под самый небосвод.
По небу тучи шмыгают бессонно,
А тени их шныряют по земле.
И каждая – зубчатую корону
Светила Страха носит на челе.
5
Проклятье вам! Но сладость ваша жжет,
Как будто распускаются уста,
Когда на башни вечер упадет
И резкой тенью ляжет у моста.
Тогда колоколами над землей
Рассыплются увядшие цветы,
И виселицы в муке золотой
Воздвигнутся, как новые кресты.
И мертвые, звучанье отвергая,
Качнутся всею трупной чернотой, —
Мышей летучих вспугнутые стаи,
Разбужены вечерней духотой.
И вот закат грядет издалека
И город станет скопищем огней —
И солнце будет мордою быка
И нашей кровью красною на ней.
За ресницами длинными —
Темные воды глаз.
Дай мне нырнуть туда,
Дай мне пойти ко дну.
Шахтер спускается —
Светит печальный свет —
Туда, где сквозит руда
В темной стене теней.
Взгляни, спускаюсь,
Ища забвенья
От ада и смрада дня
В темное лоно.
Поле пшеницы
Делает ветер пьяным,
Но прорастает сорняк
И в синеву небес.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу