Борис Херсонский - Кабы не радуга

мальчишки-газетчики выкрикивают слова
ультиматум рост напряженности очередная глава
в европейской истории которая как известно всегда права

не имеет сослагательного наклонения а что она
вообще и вотще имеет дьяволом по образу сотворена
европа надгробных камней завтра будет покорена

богатырь ругает лошадку травяной мешок волчья сыть
война вопрошает диктатора сможешь ли отличить
труп ребенка от куклы когда не сможешь будешь меня учить

Перекати-поле – были бы ветер и степь. Вот
и вся отчизна, плюс в небе Чумацкий Шлях.
Мужики с утра на барское поле перегоняют скот,
и скот щиплет пшеничку. А что еще делать
на барских полях?

Тем более, барин в столице, оканчивает университет,
в церковь ни ногой – ни на Пасху, ни на Рождество.
На могиле у стариков не был несколько лет.
Навряд ли когда-нибудь черт сюда принесет его.

Перехожие странники псальму поют. Пыль из-под ног.
Взлетают кузнечики, ящерки греются, оглядываясь
по сторонам,
потом разбегаются в стороны – видно, чуют подвох.
Мы любим степь. А что еще делать нам?

Были бы горы – любили бы горы или морской простор,
были бы скалы – любили бы скалы, что может быть
лучше скал?
Вот скрутят тебя, разбойник, попадешь под топор,
тогда и увидишь отчизну, которую век искал.

Предложили на выбор: потоп или красный петух?
Выбрал красного петуха. Горел пожар, да потух.
Потом выбрал потоп, но ушла вода, пересохла река.
Хотел удавиться, но убоялся греха.

Пошел по дороге, зажег свечу. Воск со свечи
обжигает руку. Свеча не гаснет, горит в ночи.
Вот и райски врата, что есть силы стучи.
Слышишь, старик за оградой кряхтит, достает ключи.

как у нашей у горгоны
змеевидны волоса
змеевидны волоса
вот какие чудеса
а у нас златы погоны
и глаза как небеса
голубые небеса

извиваются змеюки
где гадюки где гюрза
где гадюки где гюрза
каменеют наши руки
наши ясные глаза
наши ясные глаза
словно камень бирюза

а пошли-ка ты рассея
многомудрого персея
многомудрого персея
что со зеркалом-щитом
что со зеркалом-щитом
в дивном шлеме золотом

ставит воин достохвальный
пред горгоной щит зеркальный
чтобы было ей видней
чтобы было ей видней
мол сама и каменей
мол сама и каменей
если так тебе охота
и отважная пехота
каменеет вместе с ней

подъезжая под ижоры
мы твои воспомним взоры
и клубок шипящих змей
расчеши-ка их сумей

каменеет вся природа
даже люди из народа
каменеет и персей
вместе с армиею всей

все теперь окаменелость
наши шалости и смелость
а когда-то славно пелось
как штыком вперед идешь
и веселой смерти ждешь

Мама, пойдем смотреть панораму – ту, которая про войну.
Круглое здание, в нем – сражение в натуральную величину.
Что ближе – больше, со спичечный коробок то, что вдали.
Артиллеристы у пушки. Офицер командует: "Пли!"
Слева – пехота, справа строят редут.
Прямо – наши ихних пленных ведут.

Крутят запись – гром канонады, ржание лошадей.
Мальчику скоро восемь. В голове его много идей,
например, как совершить революцию раньше
на сто пять лет,
на Бородинском поле среди золотых эполет,
в кармане у мальчика новый игрушечный пистолет.
Мальчик занят, он еще не знает, кто он —
товарищ Кутузов или Наполеон.
Хороша треуголка и руки, скрещенные на груди,
но впереди Ватерлоо, Святая Елена, вся смерть впереди,
а товарищ Кутузов наш, но одноглаз и толст.
Небо сражения – декорация: масло, холст.

Нарисованный ворон, над трупами не кружи:
они, как и ты, обман, декорация, муляжи.

Мальчик стоит, улыбаясь, среди нарисованной лжи.

Мама, скажи, ведь недаром? Мама, скажи.

Вот те Бог, а вот те порог.
За порогом – лиловый чертополох.
За оградой темнеет пруд.
Чуть дальше река – берег полог,
а второй, как положено, крут.