Генрик Ибсен: Пер Гюнт: стихотворения

Гвоздей не замечаешь в сапоге,
покуда нет болячек на ноге.

Да, кстати, это очень любопытно.
Я к обуви привык парнокопытной.
Но раз уж речь зашла о сапогах,
то я устал держаться на ногах.
Мне некогда болтать: я подстерег
один довольно лакомый кусок.

Ответьте мне: какими же грехами
он славен был?

Все просто, дорогой:
он был собой со всеми потрохами,
он днями и ночами был собой.

Выходит, быть собой – великий грех?

Для некоторых. Вовсе не для всех.
Немногие себя находят прямо,
но можно быть собой наоборот…
Вы видели парижскую рекламу —
у них портреты солнце создает.
Но раньше, чем получится портрет,
они готовят маску, на которой
меняются местами тень и свет.
На первый взгляд ее забросить впору:
портрет выходит вовсе не красивым —
за то его прозвали негативом,
когда душа считает свет за тень,
расцвет – за увяданье, ночь за день
и лишь изнанку правды уважает —
ее по смерти мне препоручают.
И вот над ней я проливаю пот,
покуда правда в ней не оживет:
окуриваю паром, выжигаю,
в растворы серы, хлора окунаю,
и, наконец, на солнце просушив,
беру готовый снимок – позитив.
Но там, где снимки бледны или стерты, —
там бесполезно звать на помощь черта.

Итак, влетает вороненок черный,
а лебеденок белый прочь летит?
Но этот негатив… Прошу покорно,
скажите мне, чье имя там стоит.

Там – Петер Гюнт.

Он разве был собой?

Он клялся в том.

Ну что же, этот Петер
обычно не бросает слов на ветер.

Вы знаете его?

Конечно, знаю.
Я очень многих знаю, большинство.

Ну, я пошел – иначе опоздаю.
А кстати, где вы видели его?

Сейчас я вспомню. Кажется, в Капштадте.

Ну, ну! Выходит, вы попались кстати.

Он проходил по трапу. В этот миг…

Ну, значит, я почти его настиг.
Кейптаун! Ты погибнешь ни за грош
по милости ставангерских святош.

Ха! Радости-то сколько! Глупый пес,
как ловко я тебе наставил нос!
Подумать только; этакий козел —
и корчит из себя отца всех зол,
ломается… А чем ему гордиться?..
Но сам-то я! Куда ж это годится;
я звался Пером и не знал забот,
а числился собой наоборот.

Привет тебе, звезда моя!.. Исчезни,
погибни, как и я, в холодной бездне.

Не доверяй ни солнцу, ни звезде —
они погаснут! Пустота везде.

Из ничего в ничто. Во всем обман.
Мой путь лежал из пустоты в туман.
Прости, земля, прости, о мир прекрасный, —
напрасно я топтал траву густую.
Прости меня, о солнце, – ты напрасно
обогревало хижину пустую,
напрасен был твой свет в лесу глухом:
хозяин навсегда покинул дом…
О, дух был скуп, щедра одна природа.
Земля и Солнце, вы хотели дать
душою обделенному уроду
отчизну, сердце, любящую мать,
не думая, какой ценою сыну
платить придется за свое рожденье…
О, наглядеться до изнеможенья
на все, потом взобраться на вершину,
взглянуть, смеясь, на море, на закат —
и рухнуть вниз. Меня убьет лавина,
мой бедный труп снега запорошат.
И кто-нибудь, взобравшись на плато,
отыщет надпись: «Здесь лежит никто».
А дальше что? Не знаю, дальше что…

Утро светлое, новое,
когда песни небесные
льются в двери дворцовые,
льются в хижины тесные —
слово, ставшее песнею,
слово светлое, новое!

Нет утра для меня! Мне душно и темно.
Я вижу, я дышу – но я погиб давно.