Генрик Ибсен - Пер Гюнт - стихотворения

вся жизнь свиней – пинки, неволя, гнет —
перед людьми на сцене предстает,
а в заключенье визг последней боли,
как будто поросенка закололи.
Но не успели проводить артиста,
за дело принялись специалисты:
они сказали, что пищал он тонко,
что он не знает жизни поросенка,
что хрюканье не очень натурально
и вовсе неестествен крик прощальный.
А впрочем, поделом ему влетело:
сперва узнал бы, с кем имеет дело.

Экая бездна возможностей в мире!
Может быть, лучшая – встать на четыре?
Что же ты, цезарь, – в муравушку носом,
точно твой пращур – Навуходоносор?..
Старому сердцу библейская суть,
что сосунку материнская грудь;
сказано также: «Ты взят от земли», —
годы к земле меня вновь привели.
Главное – брюхо набить до отвала.
Только ведь лука для этого мало.
Надо под елкой поставить силок,
а для питья поискать ручеек.
Буду царем среди диких зверей —
здесь, вдалеке от столичных царей.
А повлечет меня к вечному сну,
в дебрях тогда отыщу я сосну,
скроюсь под ней, как медведь в ноябре,
и напишу на сосновой коре,
что почивает под этой сосной
славный Пер Гюнт, император лесной.

Петер, кукушка, о чем ты поешь?
Луковкой дикой ты жил и умрешь.
Смерти голодной сгодишься ты в пищу…
Дай я тебя хорошенько очищу.

Верхний лоскутик твой, грязный и хрупкий, —
тот, что от бури спасался на шлюпке.
Эта вот шкурка – морщины и дыры —
напоминает меня – пассажира,
запахом Пера несет за версту.
Дальше почистим, рассмотрим вон ту!
Россыпи золота… Верфь, особняк…
Это Пер Гюнт, только сок в нем иссяк.
Этот пушнину искал у Гудзона…
Этот лоскутик похож на корону —
выкинуть надо и чистить опять!
Этот хотел археологом стать,
в этом – и сила, и свежесть, и сок,
только он лживый насквозь, как пророк.
Этот вот нежный пахучий листок
напоминает блаженный Восток.
Эти последние, верно, больны
и по краям совершенно черны —
напоминают моих чернокожих,
совесть больную, служителей божьих…

Перья, покровы… Уж верно, пора
до сердцевины дойти, до ядра.

Нет никакой сердцевины у лука.
Создал же Бог бессердечную штуку —
да, остроумно…

Отбросим остатки.
Только для черта такие загадки.
Но – бережет береженого Бог —
прочно стою я на всех четырех.

Нет порядка в мире – это так старо!
Кажется, что ухо держишь ты востро.
Кажется, ухватишь быка за рога —
а никак не знаешь, встретишь где врага.

Где-то я видел такую избушку…

Это крылечко и эту опушку,
эти оленьи рога над коньком,
эту красавицу с рыбьим хвостом.
Ложь!.. На двери я повесил замок,
чтобы от мыслей нечистых берег!

На Троицын день прибрала я дом,
мечтала с тобой посидеть вдвоем,
далекий мой!
Но если ноша твоя тяжела,
в пути присядь.
Тебе обещала я долго ждать —
я долго ждала.

Кто верит, тот ушедшего простит.
Кто сам не забывает, тот забыт.
О строгая! Ты чувствуешь всерьез!
Ты – власть моя, и я тебя не снес!

Пепел, чад и пыль горой.
Вот тебе! Бери и строй!
Все истлело изнутри.
Что ж! Гробницу мастери.
Сказки, выдумки, мечты
мертвыми на свет родились,
лжи и вымысла пласты
пирамидой взгромоздились,
совесть грешная молчит,
ложь сверкает, словно щит,
захмелевший воет ветер:
«Архитектор Цезарь Петер!»

Плач ли? Детский голосок?
Радость в нем или тревога?
Ах, клубок! Еще клубок!