Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Два иль один живой едва ль найдется.
И счастлив, кто от вечных мук спасется!

Блажен, кто людям зла не принесет!
Ведь всяк уйдет отсюда в свой черед».

Спросил румиец: «В мировом просторе
Недвижной суши больше или моря?»

«Всю твердь земную, — отвечал брахман,—
Безбрежный омывает океан».

«Кто бодрствует во сне? — спросил владыка.—
Чей не простится вечно грех великий?

Кто в слепоте душевной, средь забот,
Не знает сам, зачем он здесь живет?»

Брахман в ответ: «О светоч мирозданья,
Пречистый шах, взыскующий познанья!

Грешнее всех, исполненный алчбы,
Завоеватель — баловень судьбы.

Коль ты духовным взором обратишься
Сам на себя — ты в этом убедишься.

Ведь вся земля захвачена тобой.
Сам небосвод как будто данник твой.

А ты не сыт, хоть миром обладаешь.
Мозг из земли исторгнуть ты желаешь.

Душой ты ада алчешь. Устрашись!
От войн кровопролитных отрешись!»

Еще спросил их Искандар великий:
«Кто ж на стезе неправды наш владыка?»

Сказали: «То алчба — душа греха,
Основа зла. Она к добру глуха».

Спросил он: «В чем же суть алчбы всеядной,
Ненасытимой, низкой, зверски жадной?»

Брахман ответил: «Алчность и нужда —
Два демона, не спящих никогда.

Один иссох и злого полн упорства.
Другой не спит ночами от обжорства.

Сразит обоих колесо времен.
Блажен, кто к правде духом устремлен!»

Внял Искандар, и цвет его ланит
Стал желтым, как поблекший шамбалид.

Его лицо морщинами покрылось,
Слеза из глаз невольно покатилась.

И он спросил их: «В чем нужда у вас?
Просите. Все исполню в сей же час.

Всей властью с вами поделюсь моею,
Трудов своих для вас не пожалею».

Ответили: «Со смертью в бой иди.
От смерти нас, коль можешь, огради».

Сказал он: «Дни бегут неудержимо,
И в мире только смерть непобедима.

Будь ты хоть из железа сотворен,
Тебя пожрет таинственный дракон.

Увянет юный цвет, иссякнет сила —
И не спастись от старости унылой».

Сказал брахман: «О властелин-мудрец!
Всем одарил тебя благой творец.

Ты, словно солнце, разумом сияешь.
Что не избегнуть смерти нам, ты знаешь.

Что ж ты возжаждал мир завоевать,
Войн ядовитым воздухом дышать?!

Умрешь — твоя десница все утратит
И враг плоды трудов твоих захватит.

Зачем ты страшной тяготой такой
Обременился? Где он — разум твой?

Безумие — в юдоли нашей бренной
Надеяться на этот мир мгновенный!»

Ответил шах: «Я — раб, и не дано
Мне преступить, что небом решено.

Я преступил бы, будь я в состоянье,
Неведомое мне предначертанье.

Все решено заране. Никому
Не обойти, что суждено ему.

Не мной, а грозной волей провиденья
Убиты были павшие в сраженье.

Кто осужден судьбою, тот падет.
Насильник от возмездья не уйдет.

Они не жертвы моего удара.
Постигла их божественная кара.

Йездан велик. Мы все — его рабы.
И никому не скрыться от судьбы!»

Потом брахманов щедро одарил он,
Но в их стране недолго прогостил он.

Обиды никому не причинил
И вдаль стопы на запад устремил.

Когда убит был дарственный Дара,
Не стало роду шахскому добра.

Но сын был у Дары — могучий станом,
Разумный, смелый; звался он Сасаном.

Он понял: счастью прежнему конец,
Когда увидел, что убит отец.

Напрасна, понял он, о мести дума…
И спасся бегством он от войска Рума.

И в Хинде, всеми брошенный, один,
Он умер. От него остался сын.

Потомков до четвертого колена
Сасаном называли неизменно.

Жизнь, полная лишений и труда,
Была у них. Они пасли стада.

Забыв свой царский род, бродя средь мрака,
Сасан последний прибыл в степь Бабака.