Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Когда себе мы добывали славу,
А властелину юному — державу.

В двух днях пути отсель, ты должен знать,
Есть место, где всегда пирует знать.

Земля одета в зелень и багрянец,
Привольем наслаждается туранец.

Цветник пылает, и звенит ручей
В прибежище туранских силачей.

Земля — атлас, а воздух — мускус томный,
И соком роз наполнен ключ укромный.

Цветы — кумиры — дышат в забытьи,
Язычниками стали соловьи. [35] Язычниками стали соловьи — то есть соловьи, влюбленные в розы, стали поклоняться им, как неверные поклоняются своим кумирам.

Их пеньем оглашается долина,
Красуются фазаны вкруг жасмина.

А скоро дни за днями пролетят,—
То место расцветет, как райский сад.

В садах, в горах, и днем, и в полнолунье,
Там будут периликие колдуньи.

Там дочь Афрасиаба, Манижа,
Взойдет, как солнце, — как весна, свежа.

В ее шатре — сто девушек-служанок,
Сто идолов, сто молодых тюрчанок,

Ланиты их завешены, а стан
У каждой из красавиц — как платан!

Венчают их цветы, глаза — чуть пьяны,
А губы их даруют сок багряный.

Здесь предаются девушки пирам,
Кумирню здесь найдешь — китайский храм,

И если путь в Туран тебе отраден,
То к месту празднеств мы прибудем за день.

Из луноликих лучших отберем,
Затем предстанем с ними, пред царем».

Был очарован и взволнован разом
Доверчивый Бижан таким рассказом.

Был молод, сладострастием томим
И поступил, как должно молодым.

Они в далекий путь помчались оба:
В одном — восторг, в другом — пылает злоба.

Воитель, что отважно воевал,
Устроил между двух лесов привал.

Два дня, с гепардами и соколами,
Охотничьими тешились делами.

Был пестрым лес, как петушиный глаз,
Когда туда царевна собралась.

Бижан услышал от Гургина вести
О празднествах, о девушке-невесте.

Сказал Бижан: «Взгляну, пойдя вперед,
Как веселится тамошний народ,

Увидеть я хочу на той поляне,
Как празднуются праздники в Туране,

Затеюм коня обратно наверну,—
Своим копьем задену я луну.

Начну с тобою после этой встречи
Иные, рассудительные речи».

Потом сказал ему: «Достань венец,
Что надевал на пиршестве отец

И праздничную озарял беседу,—
Затем, что я теперь на праздник еду.

Ты серьги, мне на счастье, дай сейчас.
Мне царское запястье дай сейчас».

Венец, запястье, серьги — все, что надо,
Богатырю вручил хранитель клада.

Украсив перьями Хумы венец, [36] Украсив перьями Хумы венец … — Тот, на кого падет тень птицы Хумы, говорится в иранских преданиях, станет венценосцем.
Надел парчу румийскую храбрец.

Велел коня седлать, как перед схваткой,
Достал ремень с наследственной печаткой.

Он перебросил ногу чрез коня,
Помчался, к Маниже его гоня.

Едва Бижан приблизился к поляне,
Почувствовал томленье и пыланье.

То зноем, то желанием палим,
Под кипарисом скрылся молодым.

Стоял он пред шатром красиволикой,
И сердце страстью обожглось великой.

Красавицы, как куколки нежны,
Сверкали всеми красками весны.

Земля, наполненная пеньем, звоном,
Как бы встречала витязя с поклоном.

Увидела царевна пред шатром
Воителя, что был богатырем.

Йеменскою звездой горят ланиты, — [37] Йеменскою звездой горят ланиты … — то есть щеки пылают, как йеменская звезда Сухейль (Канопус). На Востоке считается, что эта звезда особенно ярко светит в Йемене.
Иль то жасмин, фиалкою обвитый?

Блестят венец и рукоять меча,
И на груди — румийская парча.

Откинула царевна покрывало,
К влюбленному любовью воспылала.

Сказала мамке: «Ты поторопись,
Ступай туда, где виден кипарис.

Узнай, кто этот витязь неизвестный:
То Сиявуш воскрес? То дух небесный?