Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Когда он избран был для грозной цели,
Его в броню военную одели.

За сына своего боялся Гив,
И, доблести Фаруда не забыв,

К себе Густахма он призвал безгневно,
С ним говорил он мудро, задушевно,

Велел он сыну передать затем
Доспехи Сиявуша, царский шлем.

Бижан, одетый в панцирь, шлем и латы,
Помчался на коне, как вихрь крылатый,

Туда, где башни поднял Сафид-кух,—
Был в этом всаднике отважный дух.

Воскликнул юный шах, к борьбе готовый:
«Смотри, Тухар, примчался всадник новый,

Так ты скажи мне, как зовут борца,
Кто этого оплачет храбреца?»

Сказал Тухар: «Средь созданных для брани
Ему не сыщешь равного в Иране.

Сын Гива, он в бою храбрее льва,
Всегда он достигает торжества.

Он сын возлюбленный того вельможи,
Он всех сокровищ витязю дороже.

Чтобы не стала жизнь царя мрачна,
Ты целься не в него, а в скакуна.

Воюет он бесстрашно, горделиво,
Он облачен к тому же в панцирь Гива,

Для стрел непроницаема броня,
Он может биться даже без коня.

Ты с ним не совладаешь, с быстроглазым,
В сраженье меч его блестит алмазом!»

Скакун Бижана пал, стрелой сражен,
Сказал бы ты, что не был он рожден!

С коня свалился богатырь в лощине,
Но с поднятым мечом пошел к вершине.

Он крикнул: «Ты, владеющий конем,
Не уходи, сейчас борьбу начнем!

Узнай, что муж, отвагой наделенный,
Вступает в бой и без коня и конный.

Не уходи, я поднимусь к тебе,—
Охоту потеряешь ты к борьбе!»

Как только стало юноше понятно,
Что не уйдет храбрец Бижан обратно,

Он вылететь велел стреле второй,
Но поднял витязь щит над головой.

Стрела пробила щит, но панцирь бранный
Тогда Бижана спас от страшной раны.

Бижан вершины наконец достиг,
Из ножен меч он вынул в тот же миг.

Тогда Фаруд отпрянул, отступая,—
Дрожит от воплей кровля крепостная.

С мечом подъятым, распален врагом,
За ним иранец бросился бегом.

Рассек мечом коня, рассек кольчугу,
И конь Фаруда пал, порвав подпругу.

Фаруд к вратам помчался крепостным,
Их быстро слуги заперли за ним.

Посыпались обильно с кровли камни.
Бижан подумал: «Медлить здесь нельзя мне».

Он крикнул: «Как тебя теперь назвать?
От пешего бойца пустился вспять!

Где честь твоя? Ужель тебе не стыдно?
Мне жаль тебя, мне за тебя обидно!»

Бижан вернулся на закате дня.
Сказал он Тусу: «Выслушай меня.

С таким героем в бой вступив кровавый,
Погибнет лев, что был увенчан славой.

И если стрелами он превратит
В моря и реки этих гор гранит,

То не дивись, взглянув на это чудо:
Нет воина отважнее Фаруда!»

И Тус поклялся богу своему:
«Я к солнцу пыль от крепости вздыму.

За милого Зарасна отомщу я,
Живых врагов в убитых превращу я.

Туранца непотребного убью,
Я камни гнусной кровью напою!»

Когда дневное спряталось светило
И войско ночи небо окружило,

Чтоб крепость защитить, вступил в Калат
На скакунах трехтысячный отряд.

Вступил он в крепость грозно и сурово,
И заперли за ним ворота снова…

В ту ночь, тоски и горечи сестра,
Спала на пышном ложе Джарира.

Ей снилось: пламя в крепости горело,
Увы, пожару не было предела,

Горели слуги, все в огне вокруг,
И становился пеплом Сафид-кух.

Она проснулась в ужасе, в печали,
И крики у нее в ушах звучали.

На башню поднялась, глядит на мир,—
Кругом полно кольчуг, мечей, секир.

Сошла, а сердце обливалось кровью.
К Фаруду наклонилась, к изголовью,

Воскликнула: «Проснись, проснись, сыпок,
Я вижу, — снова мой удел жесток.

Смотри, гора захвачена врагами,
Полно кольчуг и копий пред вратами».

Сказал в ответ воинственный Фаруд:
«Зачем тебя печаль и боль гнетут?