Льюис Кэрролл - Фантасмагория и другие стихотворения

«Вам пирожка иль что послаще?
Манеры ваши столь изящны
И так — без снеди преходящей!»

«Но благородство человека
Не в том, что он в теченье века
Не съел ни ростбифа, ни хека!»

Ее глаза сверкнули строго:
«Лишь подлый люд, а вас тут много,
Шутить способен так убого!

Коптите небо для утех
И землю топчите — вот смех —
Они не ваши, а для всех!

Мы делим их, хоть поневоле,
С народом диким, что на воле
На обезьян похожи боле».

«Теории плодят сомненья,
А ближний, я не исключенье,
Нам дан не ради осужденья».

Она разгневана, как волк,
А он шел в тьму наискосок
И тростью исследил песок.

Валькирией, средь страсти, бреда,
Она сражалась до победы,
Чтоб слово вымолвить последней.

Мечтая, словно ни о чем:
Сказала, созерцая шторм,
«Мы дарим больше, чем даем».

Ни «да», ни «нет» в ответ, но светел
Он стал, сказав: «Наш дар — лишь ветер», —
Он сам не знал, что он ответил.

«И есть тогда, — сказала так, —
Сердца, что могут биться в такт.
Что гонит вдаль их? Мир? Сквозняк?»

«Не мир, но Мысль, — он ей в ответ, —
Безбрежней моря в мире нет,
Ведь Знаний тьма — ведь Знанье свет».

Ее ответ упал сурово
На его голову свинцовым,
Огромным слитком полпудовым:

«Величье с Благом свет льют вечный
Но легкомыслен, опрометчив,
Кто каламбурит век беспечно.

А кто, куря, читает «Таймс»,
А в Рождество идет на фарс,
Преступным кажется для нас!»

«Ах, это правило подчас, —
Стеня, зардевшись и стыдясь,
Сказал, — сложней, чем преферанс».

Она спросила: «Отчего же?»
Свет мягкий ощутив на коже,
Воскликнул он: «Не знаю, боже!»

Волною золотой пшеницы
К монахам в окна свет стучится,
Природный цвет дав рдевшим лицам.

Взгрустнув, что он краснел, ославясь,
Сказала горько: «Нам на радость,
Величье побеждает слабость».

«Ах, истина, ты хуже бремени, —
Сказал, — ты так несвоевременна,
Не лезешь в лоб, тяжка для темени».

И покрасневши в первый раз
Сказала хладно, напоказ:
«Она тяжка, но не для вас».

Она опять взглянула строго.
И он взмолился: «Ради бога!»
Она смягчилась хоть немного:

«Ведь эта мысль, — хоть вы с трудом
С ней миритесь, — ваш мозг умом
Вдруг осветила, скрывшись в нем.

Лишь тот, кто плакал, тосковал,
Вместить способен идеал,
Что высшим Знаньем осиян.

Как цепь, что все соединяет,
Как колесо, что поднимает,
Нас Мысль Познаньем озаряет».

На этом он расстался с ней.
Никто из них не шел быстрей.
А он казался все мрачней.

Изъели волны брег в мочало,
Она прелестно поучала,
А он молил, как и сначала.

Она смягчала «сладкий» тон,
И монолог был оживлен,
Как трутень неуклюж был он.

«Из мела не удастся нам
Сыр получить», — слова к словам
Аккомпанируют шагам.

Но голос звучен был, бесспорно,
Она спросила вдруг: «Который?» —
То высший миг был разговора.

В тупик поставивший ответ
С пещерным эхом слившись, след
Утратил в волнах — без примет.

Он сам не знал, что отвечал ей,
Как лук, стреляющий случайно,
Но мимо слуха — от отчаянья.

Ответа ей его — не надо,
С опущенным свинцовым взглядом,
Шла, словно нет его с ней рядом —

И били больно, как кулак,
Ее вопросы «Что?» и «Как?»
И силлогизмов дикий мрак.

Когда ж, устав зря, бестолково,
Просил он объяснить два слова,
Она все повторила снова.

Пренебрегая явно Смыслом,
Сказал он, ведь, вскипая, кисли —
В агонии ужасной — мысли:

«Ум — роковая нам награда,
Абстракций, совпадений чадо,
Такое ж, как и мы! Не правда?»