Юрий Кузнецов: После вечного боя [стихи]

Уж конь его зарей объят
И светятся копыта.
Он скачет прямо в Асхабат,
С ним небольшая свита.

Зарей как полымем объят,
Летит солончаками.
И хочет крепость Асхабат
Взять голыми руками.

Ты на дорогу погляди!
Гак борода и машет.
Семьсот текинцев впереди,
И конь под каждым пляшет.

На смерть и славу путь лежал.
Все празднично одеты.
При каждом шашка и кинжал,
Ружье и пистолеты.

Но не смутился генерал,
На то и генерал он.
Недаром молод и удал,
И голосом взыграл он:

— Текинцы, пал Геок-Тепе!
Довольно жить разбоем!
Клянитесь в вечной простоте
Жить миром и покоем!

Что делать, шашка и кинжал?
Ответили: — Клянемся!
— Но если, — голос построжал,—
Качнет на вероломство,

То небеса возопиют
И гурии печали.
— Текинцы никогда не лгут! —
Достойно отвечали.

Он свите подал знак рукой:
— Обратно поезжайте.
Они составят мой конвой,
И мне не возражайте.

На Асхабат он путь держал.
За ним шел хвост кометы:
При каждом шашка и кинжал,
Ружье и пистолеты.

Гром славы двадцать верст подряд,
Все двадцать верст поездки!
Он взял без боя Асхабат
Один, при полном блеске.

Поехал дальше налегке.
И знает бог прощенья,
Чем стал он в племени теке
Под ропот восхищенья.

Призраки с четвертым измереньем
В мир проникли плотным наважденьем.
Как в гипнозе, ходишь и живешь
Среди них ты, слыша их галдеж.

Лица их — сплошные негативы,
Мины их презрительно-брезгливы,
А в глазах, как мысль, мелькает цель,
Людям неизвестная досель.

Одного, другого ненароком
Тронешь, и тебя ударит током.
Мрак включен. Остерегайся впредь:
Ты задел невидимую сеть.

Тут система, ну а мы стихия,
А за нами матушка Россия,
А за нами божия гроза…
Все-таки гляди во все глаза.

Как родился Господь при сиянье огромном,
Пуповину зарыли на Севере темном.
На том месте высокое древо взошло,
На все стороны Севера стало светло.

И Господь возлюбил непонятной любовью
Русь святую, политую божеской кровью.
Запах крови учуял противник любви
И на землю погнал легионы свои.

Я увидел: все древо усеяли бесы
И, кривляясь, галдели про черные мессы.
На ветвях ликовало вселенское зло:
— Наше царство пришло! Наше царство пришло!

Одна тяжкая ветвь обломилась и с криком
Полетела по ветру в просторе великом,
В стольный город на площадь ее принесло:
— Наше царство пришло! Наше царство пришло!

Троица смотрит прямо.
Но сатана лукав.
«Нет! — говорит близ храма.—
Троица — змей-триглав!»

Змей этот смотрит косо,
Древнюю копит месть.
В профиль подряд три носа —
666.

Все дороги рождают печали…
В чистом поле на груде камней
Он сидит — и вселенские дали
Вкруг него, словно царство теней.

Он встречает прохожего бранью.
А сидит он в чем мать родила,
Потому что когда-то желанья
Обобрали его догола.

Ничего он теперь не желает:
Ни письма, ни ума, ни любви.
Размахнется и камень швыряет —
Отгоняет желанья свои.

Осажденный, как грешник, тенями,
Ранним утром на солнце глядит
И его отгоняет камнями.
— Отойди от меня! — говорит.

Занесли на бога серп и молот,
Повернули реки не в ту степь.
В тесной клетке под названьем «город»
Посадили дурака на цепь.

И на сон грядущих упований
Он поет, не замечая стен:
— Почивай, проснешься в океане,
В океане места хватит всем.

Не дом — машина для жилья.
Уходиь мать сыра земля
Сырцом на все четыре стороны.
Поля покрыл железный хлам,
И заросла дорога в храм,
Ржа разъедает сердце родины.

Сплошь городская старина
Влачит чужие имена.
Искусства нет — одни новации.
Обезголосел быт отцов.
Молчите, Тряпкин и Рубцов,
Поэты русской резервации.

Обезумело слово «вперед»,
Обернулось оно человеком,
Что повел за собою народ,
Словно черт в помешательстве неком,