1949 год. Стройка № 501
«Застлало Заполярье снежной мутью…»
Застлало Заполярье снежной мутью,
Метет пурга, как новая метла,
Сдувая пешеходов с первопутья,
Как смахивают крошки со стола.
Здесь от мороза трескаются горы,
И птицы застывают на лету.
Оленю, — будь он даже самый скорый, —
С пургою совладать невмоготу.
А мы — пришельцы с Запада и Юга,—
На Севере не покладаем рук.
Чертою заколдованного круга
Не может стать для нас Полярный круг.
Нас как бы нет, — и все же мы повсюду:
И в насыпях, и в шпалах, и в мостах.
Возводится строительное чудо
На поглощенных тундрою костях.
Конвой сжимает ложа трехлинеек,
Доеден хлеб и допита вода,
И стеганые латы телогреек
Напяливают рыцари труда.
Поднявшись не с подушек и матрасов,
А с голых нар, где жерди егозят…
Такого не описывал Некрасов
В своих стихах почти сто лет назад…
Текут людей сосчитанных потоки,
Ворота запирают на засов…
О век двадцатый! О мой век жестокий!
Где милость к падшим? Где свободы зов?
1949 год. Стройка № 501
Юрий Васильевич Грунин (род. 1922). Архитектор, художник. Участник Великой Отечественной войны.
В 1942–1945 годах находился в фашистских концлагерях как военнопленный. Арестован в 1945 году. Находился в заключении до 1955 года. Срок отбывал в Усольлаге (Северный Урал), Степлаге (Центральный Казахстан).
Публиковал стихи в сборниках и периодике.
Мягкий вечер скрадывает звуки.
Наступает время для пера.
О любви, о тягости разлуки
мне с тобой поговорить пора.
Я тебе не клялся верной клятвой,
золотого не дарил кольца —
просто помню голос, помню взгляд твой
и черты любимого лица.
Ждешь ли ты, коли прошли все сроки?
Не померк ли блеск веселых глаз?
За четыре года эти строки
я пишу сегодня в первый раз.
Позади — война, загоны плена,
прозябание по лагерям.
Впереди — не видно перемены:
снова двор, где вышки по углам.
А седые дни проходят мимо.
А в судьбе опять немая мгла.
Только ты, как свет, незаменима,
ты, как песня, мне всегда мила.
Я к тебе протягиваю руки.
Ты мне и невеста, и сестра.
Вязкий вечер скрадывает звуки
мертвого тюремного двора.
Сентябрь 1945 года. Бютцов, Германия, репатриационный лагерь № 211
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Сергей Есенин
Жизнь моя!
Как быть, чтоб я не мучился?
Ты такая мне невмоготу.
Я не знаю тягостнее участи,
чем идти в пустую темноту.
Жизнь моя, нелепая и долгая,
мне ль забыть о родине мечту —
ту, что злыми силами оболгана,
ту, что загоняют в темноту?
Освети мне дни, чтоб я не мучился,
чтоб не полз на ощупь в пустоту!
Я не знаю горше этой участи.
Мне такая жизнь невмоготу.
Декабрь 1945 года. Бютцов
Соликамск. Ни соли, ни Камы.
Суп без соли, судьба без прикрас.
И воды не дают покамест.
Соликамск.
Ты знаком мне из географии:
солнце раннее, школьный класс.
Ты — замком в моей биографии,
солью в раны мои — Соликамск.
Тут, понятно, не хлебосолье —
не до отдыха и услад.
На засолку нас всех — в Усолье,
в зашифрованный Усольлаг.
Мы идем под конвоем парами.
Скользкий наст.
Как ты кос и черен хибарами,
Соликамск!
Сотни сказок в сердцах оборваны,
сотни ласк.
Мы — безликие, мы — покорные,
Соликамск.
Соликамск. Ни соли, ни Камы.
Сколько нас тут прошло по векам?
Сколько нас, таких неприкаянных,
Соликамск?
1947 год
Попраны и совесть, и свобода.
Нас загнали в беспредельный мрак.
Ты сегодня «сын врага народа».
Я из плена, то есть тоже враг.
Я не, знал того, что нас так много
и что здесь хоронят без гробов.
Я не знал, как широка дорога
в этот мир голодных и рабов.
Много нас, усталых, но упрямых.
Много нас, растоптанных в пыли.
Жизнь есть жизнь,
мой друг Камил Икрамов.
Лагеря Сибири — соль земли.
1947 год
Во рту пересохло. В ногах заныло.
Третьи сутки пешком. Ерунда.
Наверно, на Ныроб, а может, за Ныроб.
А впрочем, не все ли погано, куда?
Ведут нас по синему снегу на Ныроб.
Осатанеешь в снегах от ходьбы.
На Ныроб, на рынок! Вот рифмою было б!
Невольничий рынок! На Ныроб, рабы!
Читать дальше